"Генри Миллер. Размышления о писательстве. Моя жизнь и моя эпоха" - читать интересную книгу автора

познакомился на студии. Думаю, американку японского происхождения. Он
говорил мне, что она прехорошенькая. Однако рискованно полагаться на его
мнение. Первым делом он обращает внимание на женские ножки - он к ним
неравнодушен. Затем смотрит на грудь. Грудь должна быть большой. Подозреваю,
что на лицо он обращает внимание в последнюю очередь.
Недавно, где-то в прошлом году, я стал снова интересоваться музыкой, в
особенности фортепьянной; когда-то давно я сам частенько играл. Мне страшно
повезло, что я подружился с Якобом Гимпелом, концертирующим пианистом.
Сейчас я два раза в неделю хожу к нему домой, чтобы поприсутствовать на его
уроках по мастерству. Должен сказать, что в последние годы один из
сильнейших источников вдохновения для меня - посещение этих занятий. Это
раскрывает мне весь диапазон новых направлений. Видите ли, большинство его
учеников - превосходные пианисты. Каждый исполняет заранее условленное
произведение. После первого прослушивания он заставляет их сыграть его еще
раз, останавливая и поправляя, точно указывая на ошибки и просчеты в
интерпретации. Должен подчеркнуть это слово "интерпретация"; ведь именно это
слово интерпретация - одно из самых, значимых для меня. Рассмотрим область
астрологии. Существуют астрологи и звездочеты. Однако интересны лишь те, кто
обладает даром интерпретации. Научиться составлять гороскоп может любой, но
необходимо что-то еще, чтобы дать широкое истолкование человеческого
характера и судьбы. Ну, то же самое в музыке, критике, литературе, живописи.
Каждый раз на этих занятиях по мастерству я узнаю что-то новое об искусстве
интерпретации.
Всерьез я уже не играю на фортепьяно. Время от времени сажусь за него и
дурачусь - имитирую сценическую манеру исполнения какого-нибудь пианиста,
делаю вид, что играю. Конечно, я улавливаю все фальшивые ноты. Никогда не
пытался играть серьезно: это требует слишком больших усилий. Мне, как
пианисту, недостает самого важного - таланта. Вот почему я от этого
отказался. Я не могу импровизировать и не могу интерпретировать. Умение
сыграть сонату Бетховена для меня ничего не значит. Смог бы я когда-нибудь
научиться играть ее как мистер Гимпел или его ученики? Никогда, никогда в
жизни. Смог бы я научиться играть ее сносно? Возможно. Если не можешь делать
это хорошо, оно не приносит радости. У меня слишком тренированный слух,
чтобы удовлетвориться посредственным исполнением.
Все требует времени и дисциплины. Вы должны систематически
практиковаться, иначе потеряете свои навыки. Необходимо этим делом жить и
делать его каждый день; вот одна из причин, почему столь непостижим такой
человек, как Пикассо. Он никогда не утрачивает своей самобытности, ибо
постоянно работает. Он больше даже над этим не задумывается. Самобытность
уже просто передалась его рукам. Он берет кисть, и она сама подсказывает
ему, что делать, по крайней мере, мне так кажется.
Должно быть, в моей натуре есть нечто извращенное. Я имею в виду: меня
непрестанно подмывает стать полной противоположностью тому, чем я являюсь, и
одновременно - если уж быть до конца честным и откровенным - меня вполне
удовлетворяет, что я таков, каков есть. Мне не так уж хочется меняться. Вот
оно, страшное противоречие. Признаюсь в этом безо всякого стыда. Подчеркиваю
несопоставимость между "быть" и "делать", ибо это не просто мой персональный
конфликт: это конфликт современного мира. Мы достигли такой стадии, с
которой можем критически взглянуть на нашу деятельность (отнюдь не на наше
творчество) и признать: она деструктивна. Она подрывает наше бытие.