"Генри Миллер. Размышления о писательстве. Моя жизнь и моя эпоха" - читать интересную книгу автора

собственный голос, пришел восторг: меня восхищало, что голос этот особенный,
ни с чьим другим не схожий, уникальный. Мне было все равно, как оценят
написанное мною. "Хорошо", "плохо" - эти слова я исключил из своего
лексикона. Я безраздельно ушел в область художественного, в царство
искусства, которое с моралью, этикой, утилитарностью ничего общего не имеет.
Сама моя жизнь сделалась творением искусства. Я обрел голос, снова став
цельным существом. Пережил я примерно то же, что, если верить книгам,
переживают после своей инициации приобщившиеся к дзэн-буддизму. Для этого
мне нужно было пропитаться отвращением к знанию, понять тщету всего и все
сокрушить, изведать безнадежность, потом смириться и, так сказать, самому
себе поставить летальный диагноз, и лишь тогда я вернул ощущение собственной
личности. Мне пришлось подойти к самому краю и прыгнуть - в темноту.
Я упомянул о Реальности, но ведь я знаю, что приблизиться к ней
невозможно, иначе как посредством писательства. Я теперь меньше познаю и
больше понимаю, - но каким-то особенным, незаконным способом. Все увереннее
удается мне. овладеть даром непосредственности. Во мне развивается
способность постигать, улавливать, анализировать, соединять, давать имя,
устанавливать факты, выражать их, - причем все сразу. То, что составляет
структуру вещей, теперь легче открывается моему глазу. Инстинктивно я
избегаю всех четких истолкований: чем они проще, тем глубже настоящая тайна.
А то, что мне ведомо, становится все более неизъяснимым. Мною движет
убежденность, которая не нуждается в доказательствах, равно как вере. Я живу
для одного себя, но себялюбия или эгоизма в этом нет и следа. Я всего лишь
стараюсь прожить то, что мне отпущено, и тем самым помогаю равновесию вещей
в мире. Помогаю движению, нарождению, умиранию, изменению, свершающимся в
космосе, и делаю это всеми средствами, день за днем. Отдаю все, чем
располагаю. Отдаю в охотку, но и вбираю сам, - все, что способен вместить. Я
и венценосец, и пират. Я символ равенства, олицетворение Весов, ставших
самостоятельным знаком, когда Дева отделилась от Скорпиона. На мой взгляд, в
мире более чем достаточно места для каждого, ведь сколько их, этих бездонных
провалов между текущими мгновениями, и великих вселенных, населенных
одним-единственным индивидуумом, и огромных островов, на которых обретшие
собственную личность вольны ее совершенствовать как заблагорассудится. Со
стороны внешней, когда замечают одни только исторические битвы и все на
свете оказывается подчинено схваткам ради богатства и власти, жизнь выглядит
как мельтешение толпы, однако по-настоящему она начинается лишь после того,
как нырнешь вглубь, уходя с поверхности, и откажешься от борьбы, и исчезнешь
из поля зрения остальных. Меня ничто не заставляет писать или не писать, я
более не знаю принуждений и уже не нахожу в своих писательских занятиях
ничего целительного. Все, что мною делается, сделано исключительно ради
удовольствия, - плоды падают на землю сами, дозрев во мне, словно на дереве.
Мне решительно безразлично, как станут судить о них критики или обычные
читатели. Я не устанавливаю никаких ценностей, просто извергаю вызревшее,
чтобы оно стало пищей. И ничего другого в моем писательстве нет.
Состояние изысканнейшего безразличия - вот логическое следствие
эгоцентричной жизни. С проблемой существования в обществе я справился тем,
что омертвел; истинная проблема не в том, чтобы выучиться обитать рядом с
другими, как и не в том, чтобы способствовать процветанию своей страны,
истинная проблема - это познать свое назначение и провести жизнь в согласии
со строго организованным ритмом космоса. Выработав в себе способность без