"Уолтер Миллер Младший. Да будет Человек (Fiat Homo)" - читать интересную книгу автора

несмотря на все претензии быть хранителем знания и культуры... Может быть, все
дело в том, что знание и культуру не спасешь конкретными предписаниями,
содержащимися в написанных людьми документах, будь то папские буллы или даже
те первокниги мировых религий, что верующими признаны священными...
А что же, что спасет? Ясно, что во всяком случае - не одно какое-нибудь
лекарство, не панацея. Прочитав роман, написанный религиозным человеком, с
особой остротой ощущаешь, что и не религия... Во всяком случае, каков бы ни
был ответ (а если б я, не признающий те книги священными, знал его, то
оставалось бы, вероятно, умереть от счастья!), роман Уолтера Миллера
заставляет задуматься над всем этим. Как минимум - отрешиться еще от одной
иллюзии, химеры, столь модной в наши "неолуддитские" времена.
...Классический музыкальный реквием обязательно состоит из нескольких
функциональных частей. Это канон, хотя и допускающий некоторую свободу
перестановок. Традиционно где-то в середине мессы композитор помещает самую
пронзительную и щемящую часть - "Lacrimosa", "Слезную"; она обычно следует
после того, как отзвучал мощный "Dies Irae" - "Судный День" - в преддверии
финальной части "Lux Aeterna", "Вечный Свет".
Lacrimosa американского писателя - это плач по павшему человечеству. Это
слезная молитва о прощении его грехов, сострадание к нему и робко высказанная
надежда на пришествие света. Но это еще и трагическое осознание того, что все
в нашем мире взаимосвязанно, и свет может явиться в образе Люцифера.
Если закрывать на это глаза - обязательно явится.

Печатается с небольшими сокращениями.
Вл. ГАКОВ



1
Брат Френсис Джерард из Юты так, вероятно, никогда бы и не обнаружил
благословенные бумаги, если бы не паломник с опоясанными чреслами, появившийся
в пустыне, когда юный послушник говел на Великий пост.
Брату Френсису никогда прежде не доводилось видеть настоящего паломника с
опоясанными чреслами, но в подлинности пришельца усомниться он и не подумал -
во всяком случае, когда пришел в себя после того, как заметил на горизонте, в
знойном мареве движущуюся точку и ощутил леденящий ужас. Точка превратилась в
безногую, с крошечной головкой буквицу "йота", неизвестно откуда взявшуюся на
залитой слепящим солнцем разбитой дороге. Казалось, "йота" приближается не
шагом, а какими-то рывками, и брат Френсис, вцепившись в крестик на своих
четках, прочел "Ave", а потом и еще раз, "йота", вернее всего, была мелким
порождением демонов зноя, истязавших землю в разгар полудня, когда все
обитатели пустыни (кроме ястребов-канюков да нескольких отшельников вроде
Френсиса) затаились без движения в своих норах или попрятались от свирепого
солнца под камнями. Лишь тварь чудовищная, противоестественная, либо же
лишенная всякого разумения, могла направиться куда-то в полуденный час.
Брат Френсис поспешно помолился еще и Святому Раулю Циклопейскому,
покровителю выродков, дабы святой уберег его от своих злосчастных подопечных.
(Ибо кто же не знает, что земля ныне населена чудищами? Все живорожденное по
закону, установленному церковью и природой, должно было жить, и произведшие
живое существо на свет обязаны были взрастить его. Закону этому повиновались