"Лариса Миллер. Роман с английским Рассказ-воспоминание" - читать интересную книгу автора

который я не смогла взять на вступительных экзаменах на филфак МГУ.
О, жаркое лето 57-го! Прохладные металлические ступени университетс-
кой лестницы, где я сидела в полном трансе, не найдя своей фамилии среди
допущенных к следующему экзамену.
О, жаркое лето Всемирного фестиваля молодежи - события, абсолютно
прошедшего мимо меня, потому что я, провалившись в университет, сделала,
по маминой просьбе, отчаянную попытку поступить в Институт иностранных
языков. Экзамен, которого совсем не помню, это экзамен по языку (опять
невстреча). Зато отлично помню, как сдавала историю, вытащив билет N 29
("триумфальное шествие советской власти и поход Степана Разина за зипу-
нами") - единственный, которого боялась, потому что не выучила и успела
повторить лишь перед самым экзаменом, дожидаясь своей очереди в душном
коридоре.
Итак, ИНЯЗ. Вот когда, по логике вещей, должна наконец-то произойти
моя встреча с английским. Но жизнь - выше логики или, по крайней мере,
совсем другое дело. ИНЯЗ для меня все, что угодно, но только не постиже-
ние языка. ИНЯЗ - это прежде всего освобождение от ненавистной школы,
головокружительное чувство новизны, интеллигентные преподаватели, гово-
рящие студентам "вы". ИНЯЗ - это многочасовые разговоры по душам с под-
ружкой, веселая праздность и не менее веселый экзаменационный аврал.
ИНЯЗ - это не столько Чосер, Шекспир и Байрон, сколько лихо распеваемые
нами по-английски джазовые песенки, ради которых на наши институтские
вечера рвалась вся московская "золотая" молодежь. ИНЯЗ - это три с поло-
виной целинных месяца, степные просторы и долгие ночные прогулки под
густыми звездами. Это - любовь, которая сделала институт в Сокольниках
самым счастливым, а позже самым несчастным местом на земле.
Ну а как же английский? А как же дивные институтские преподаватели?
Серьезный и умный Наер, фанатично влюбленный в язык коротышка Венгеров,
темпераментная, с живыми глазами, громким смехом и постоянной сигаретой
в руке Фельдман, высококлассные специалисты по стилистике и переводу
Рецкер и Кунин, многочисленные американцы, вернее, американские евреи,
по высокоидейным соображениям переселившиеся в Россию в тридцатые годы?
Неужели вся их наука прошла мимо меня? А как же мои регулярные походы в
Разинку1, где неотразимый Владимир Познер делал обзор новинок английской
и американской литературы? Неужели все мимо? Наверное, нет. Наверное, я
что-то все-таки усваивала даже помимо собственной воли. Но насколько же
меньше, чем могла. Оглядываясь назад, вижу, что в студенческие годы мой
роман с английским то затухал, то вспыхивал с новой силой. На первом
курсе идея выучить язык казалась мне весьма оригинальной и привлекатель-
ной. И не только мне, но и моей подруге. Мы приняли твердое решение каж-
дый день беседовать по-английски. Начали бодро. Обложившись словарями,
пытались обсудить какую-то театральную постановку. Однако наши мысли и
эмоции оказались настолько богаче словарного запаса, что мы постепенно
перешли на русский.
Желание блеснуть совершенным знанием языка жило в каждом из моих со-
курсников. "Why not?" - к месту и не к месту восклицал один, сопровождая
свой вопрос кривой усмешкой. "There is no doubt about that" ("В этом нет
сомнения"), - выкрикивал другой, небрежно стряхивая пепел с сигареты.
Бросить какую-то случайную фразу, лихо сострить, "сорваться на английс-
кий", как у нас говорили, казалось особым шиком. Однако подобные попытки