"Лариса Миллер. Заметки, записи, штрихи..." - читать интересную книгу автора

Медлит с чашею рука.
Все возвышенно и строго.
Потечет вино из рога.
Потечет из бурдюка.

Славьте, добрые мужи,
Живописца из Кахети,
Без него ушли бы в нети
Эти ваши кутежи.

Лишь по милости его
Вы, подняв большие роги,
Ясноликие, как боги,
Живы все до одного.

1985



ВПЕРЕД, ЗА МАКСИКОМ

Облако рай и Окно в Париж - что, казалось бы, общего между этими столь
разными фильмами, которые мне довелось недавно посмотреть. Однако общее
есть. И в той и в другой картине идет знакомая до боли, до нервной зевоты,
до отвращения жизнь. В фильме Николая Досталя она даже и не идет,
настолько самой себе обрыдла, а стоит на месте. Разве это жизнь, если все
наперед известно: кто куда спешит, что хочет купить, какие вопросы
собирается задать, какие ответы получить.
Две бабули на скамеечке даже и не утруждают себя беседой: зачем, если все
говорено. И будни на одно лицо, и выходные. Придет Колька к своему другу
Феде, поговорят они про погоду, выпьют по маленькой, и день прошел. "Да
что ты заладил: дождь обещают, дождь обещают. Хоть бы что-нибудь новенькое
сказал", - простонала Федина жена, глядя на Колю потухшим взглядом. И так
захотелось ему сказать "новенькое", что он неожиданно для себя самого
брякнул: "Уезжаю к другу на Дальний Восток". Сказал и сам испугался. Но
слово не воробей.
Никому теперь не объяснишь, что нет никакого друга на Дальнем Востоке и
ехать некуда и незачем. Да и разве простили бы Кольке земляки, если бы он,
сообщив им такую сногсшибательную новость, вдруг все отменил, лишив людей
возможности удивляться, плакать, мечтать. Одним словом, жить на полную
катушку.
Как сладко и грустно вертеть в руках глобус и, отыскав свой крошечный
поселок, мерить взглядом расстояние, которое скоро будет разделять их и
Кольку. Подумать только: он - такой никчемный, недотепистый, неказистый,
как пейзаж за окном, вдруг взял, да и круто изменил свою судьбу. И
неважно, что они остаются. Ведь он на своих башмаках увезет их землю, к
ним будут издалека лететь его письма. Значит, и они причастились чуду.
А Колька, ошеломленный собственной выдумкой, потрясенный небывалым
вниманием к своей скромной персоне, измученный выяснением отношений с
любимой девушкой, напуганный предстоящим отъездом в никуда, лежит на