"С минарета сердца" - читать интересную книгу автора (Куклин Лев Валерианович)

ДВУЕВЕРИЕ — НЕ ДВУЛИЧИЕ!


Вот стихи А. Кусикова из книги «Жемчужный коврик»:


Я родился в горах, И неведом мне страх, Я живу на холодных снегах. Надо мной мой Аллах Высоко в облаках, В своих нежных и райских садах…

В стихах его рассыпаны подробности его биографии. В стихотворении с посвящением «Прекрасному черкесу — отцу моему» есть такие строки:


У меня на Кубани есть любимый пень С кольцами лет на сморщенной лысине…

А в другом месте:


…у меня на Кубани сосед слепец…

Или еще:


Есть у меня и родина — Кубань, Есть и Отчизна — вздыбленная Русь.

Конечно, нет ничего удивительного в том, что, рожденный мусульманином, он с детства впитал в себя Коран, ставший для него фундаментом души:


Мое детство баюкал суровый уют, Я в Коране любил райских дев, — Может быть, оттого до сих пор я пою Перепевный потока напев…

Осторожно и бережно он приоткрывает тайну своего рождения как физического, так и позднейшего, духовного:


Нет во мне капли черной крови. Джинн не коснулся меня, — Я родился в базу коровьем Под сентябрьское ржанье коня. …………………………………………….. Сквозь сосцы бедуинки Галимы, Сквозь дырявый — с козленком — шатер «Я» проникло куда-то незримо, Как кизячный дымок сквозь костер.

Но ведь позже, в Москве молодой поэт попал в совсем иную среду, в бурный водоворот революционных преобразований, не говоря уже об иноверческом окружении:


…Зачитаю душу строками Корана, Опьяню свой страх Евангельским                                         вином, — Свою душу несу я жертвенным бараном И распятым вздохом, зная об ином…

Религиозность — это вовсе не обязательное исполнение церковных правил и обычаев, это не только непременное публичное посещение церкви или мечети, не механическое чтение молитвы перед едой или ежедневный пятиразовый намаз лицом к Мекке…

Нет, это — особое мировоззрение, или ежели угодно, — особое миросозерцание. Именно таким религиозным миросозерцанием, на мой взгляд, и обладал поэт Александр Кусиков.

В этом смысле принципиальной для поэта была книга «Жемчужный коврик». Вообще-то говоря, это была книга «на троих»: К. Бальмонт, А. Кусиков и А. Случановский (не путать с поэтом К. Случевским!).

И дело, конечно, не в том, что соавторство с маститым символистом существенно «повышало акции» самого Кусикова. Дело было в открыто заявленной позиции.

«Треть» книги, принадлежащая А. Кусикову, называется «С Минарета Сердца» (все — с больших букв!) и открывается стихотворением «Коврик жемчужный». Думаю, что следует предварить современного читателя: имеется в виду не какой-нибудь настенный коврик для украшения интерьера, а молитвенный, который расстилают мусульмане во время молитвы, перед тем, как опуститься на колени…


Я пред Тобой смиренно опущу ресницы, Чтоб замолить моих страданий раны. Я буду перелистывать души моей                                         страницы — Священного Корана. Ты, кроткий в облаках, быть может,                                         ты услышишь Мою молитву дня. Мой коврик жемчугом,                                         слезами Сердца вышит, Услышь меня!

Я, пожалуй, не в состоянии оценить степень искренности данного стихотворения, зато безусловно могу отметить, что его автор не обладает тем бесстрашием или той бесшабашностью, которые в обращении с такой же молитвенной принадлежностью проявил другой мусульманин, знаменитый Омар Хайям, за восемь веков до нашего поэта написавший такое четверостишие:


Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой. Не в жажде чуда я и не с мольбой: Когда-то коврик я стянул отсюда, А он истерся; надо бы другой!

                                        Перевод с фарси О. Румера


Хотя со всей убежденностью должен заметить, что каждый по-настоящему талантливый человек — в любой области! — бесстрашен по-своему. А в том, что Александр Кусиков — поэт талантливый, сомневаться не приходится. Для доказательства я с удовольствием приведу несколько примеров его образного строя, живописного восприятия жизни, — ведь не случайно же он примыкал к стану именно «имажинистов» — «образников»!


…Раскололся шар огненно-литой, Расплескалась кровь огромного                                         граната, — Облак — белый конь в сбруе золотой! — Умирал в бою гремящего заката. …День в закате свой белый локоть Укрывает лиловым платком. …Разбилось небо черепками звезд, Зевнул усталой позолотой месяц. О, если б вбить в рассвет алмазный гвоздь И жизнь свою на нем повесить! …Туман свисает бородой Пророка. …Качаю мысли на ресницах сосен… …О, сколько слов в шуршащем пересвисте Роняет с крыл совиный перелет, Когда заря кладет в ладони листьев Копейки красные своих щедрот.

Разумеется, на память приходят строки Сергея Есенина с той же густой образностью. Хотя бы такие:


О красном вечере задумалась дорога. Кусты рябин туманней глубины. Изба-старуха челюстью порога Жует пахучий мякиш тишины…

Ей-богу, эти строки стоят друг друга! Быть может, кому-то покажется чрезмерной их образная перенасыщенность, но ведь они были так молоды — двадцать три–двадцать четыре года, и казалось, обоих еще столько ждало впереди!

В 1921 году А. Кусиков выпускает книгу «Джульфикар», название которой дала одноименная поэма.

Что означает слово «Джульфикар»? По преданию, это один из замечательных Девяти мечей пророка Магомета, на лезвии которого находились две расходящиеся линии… Я не могу объяснить всю глубокую символику этого образа, которую видел поэт, но в самой поэме есть такая поэтическая декларация:


Есть сладость в том, чтобы познать себя, Есть сладость в том, чтобы вернуть потерю, — Кубань и Волга, Енисей и Терек В меня впадают, как один поток. …………………………………………………… Кто, как не я, молитву в завтра шепчет, Захлебываюсь горечью вина? Всем с колокольни я, всем с минарета…

Крест и полумесяц! Две линии на мече Магомета… Постоянный, навязчивый мотив раздвоения… Или же двуединства?!

Минарет и колокольню поэт считает двумя разновысокими трибунами для проповеди человеческого единения!