"Велко Милоев. Тополь" - читать интересную книгу автора

слепые торцы домов перестали быть вечными полотнами, на которых жизнь
рисует силуэты птиц и тени облаков, а воображение обитателей - далекие горы
и еще более далекие надежды на будущее. Теперь же на торцах домов рисовала
только разруха: кожа зданий-трупов трескалась и облезала, и под ней
обнажались красные раны. Разруха уже дошла до крыш, высиживала мертвые
столетние яйца в гнездах птиц, мучительным усилием клонила трубы, как бы
заставляя их встать на колени и помолиться о своих мертвых хозяевах.
Разруха выплескивалась над крышами, стекала по черепице, капала из дырявых
водостоков, стонала в тонких как фольга водосточных трубах на своем пути
вниз, обратно, в отчаянном круговороте. Но страшнее всего были мертвые
окна, черные как очки слепого. У домов-трупов были десятки мертвых глаз и
все в черных очках. Или, может быть, окна были черными как фотопластинки,
запечатлевшие ужас последнего мгновения и почерневшие от невыносимого
блеска нейтронных взрывов.
И только тополь был живым.
Откуда, к черту, здесь взялся тополь-в этом дворе, в этом городе и
мире, где все тополя были мертвы, должны быть мертвы? И все же он стоял,
тут, в самом безнадежном углу двора между мрачным фасадом и двумя голыми
торцами, будто спрятался в самом укромном углу. Но я хорошо видел его из
окна моей комнаты, так похожей на ту, где я родился. И таким же
удивительным, как присутствие этого тополя на дворе было, может быть, лишь
мое присутствие в этой части пространства или измерения, как бы оно ни
называлось. Это был мир точь-в-точь такой же, как тот, из которого я
пришел, похожий на него до малейших подробностей, за исключением одной,
самой важной - он был мертв. Пролетел тот миг, когда разум, превратившийся
в отрицание самого себя, запустил в действие неудержимую машину смерти и
разрухи. Этот мир был отражением нашего в кривых зеркалах зловещей
кунцкамеры, дверь в которую была уже открыта для всех, но вошел в нее я,
пока только я. Я был заключен среди кривых зеркал в зловещем безмолвии. В
них .b` & + al каждая подробность дома, в котором я родился, и двора, так и
неисхоженного до конца в детские годы, поэтому я был вынужден вновь
знакомиться с ними в ужасной деформации другой, совсем близкой возможности.
Едва ли кто-нибудь смог бы объяснить, как 81 возник этот мир, да это и не
столь важно было для меня. Этот мир воплотил ежедневный кошмар моего
человечества, но он все же существовал, как жестокое обещание, рядом с
нами, беспощадный в своей реальности. Я не знаю, как называется преграда,
разделяющая оба мира - пространство или время, фантазия или случайность, но
для меня самого то, сквозь что я прошел было огромной линзой,
сфокусировавшей страхи и бессонницу миллиардов людей, предчувствия моего
человечества. Возможно, в моменты, когда эти множества людей были одержимы
одной мыслью и одним чувством, человечество создало в своей мучительной
истории и другие миры - безобразные копии нашего. Может быть, эти миры так
же тлели и агонизировали каждый в своей кровавой эпохе, а некоторые из них
преодолели страхи своих невольных создателей и стали счастливыми. Все это
может быть, но мы еще не нашли пути к ним, а только к этому, худшему из
миров.
Было ли прошлое здесь, где я находился в гостях? Был ли этот мир
создан нами таким, каким я его видел или его породило чрево страха и еще до
катастрофы? Существовали ли люди, живые люди, мои соседи, родители, сам я,
был ли долгим для них тот ракетный миг? Наверное, время застыло от ужаса, а