"Александр Мильштейн. Серпантин " - читать интересную книгу автора

по возможности без внешних раздражителей. Легкое замешательство, какое-то
время сохранявшееся в его взгляде, объяснялось тем, что фигура Переверзева
оказала на него слишком сильное воздействие.
Заметим, что в этом воздействии не было ничего сексуального: Линецкий
был не опьянен чужим телом, а скорее наоборот - отрезвлен. Он был маленького
роста, к тому же сильно сутулился... Глядя на него, хотелось сказать, что он
похож на тощую ощипанную курицу. Даже понимая, что такое сравнение было бы
слишком банальным - кто из двуногих на нее не похож?
Может быть, в том, что сравнение само собою напрашивалось, виновато
было не только тело, но еще и одежда. Если, конечно, это можно было назвать
одеждой...
Сетчатая майка была Линецкому слишком длинна и полностью покрывала
бесцветные трусы, которые, несмотря на свои красные лампасы, выглядели
скорее семейными, чем спортивными. Поэтому и без того не слишком пафосные
конечности Линецкого, когда они к тому же торчали из сетки, на самом деле
имели сходство с ножками суповой курицы, которую несут с базара в авоське...
Зато у Переверзева все было сплошным. И белым. Шорты, футболка, кроссовки,
носки. Все сплошь и рядом - белым и сплошным, разве что на футболке, которая
тесно облегала могучий торс (Линецкий сначала так это и увидел - на фоне
темной зелени кипариса как бы фрагмент античной статуи без конечностей и без
головы), можно было различить след стершейся после многократных стирок
надписи. Или рисунка. Понять теперь уже было невозможно.
Линецкому было нелегко поспевать за Переверзевым, он вынужден был все
время ускорять шаг, то и дело переходя на бег.
Потом, когда они перешли с трассы на каменистый берег и камни стали
увеличиваться в размерах, пришлось быстро перемещаться на четвереньках.
Тогда как Переверзев нигде даже не пригнулся. Глядя, как
серо-буро-малиновый рюкзак огибает очередную скалу, Линецкий подумал, что
это вообще не рюкзак, но что-то вроде реактивного ранца. Когда они пришли на
место, и Переверзев сказал, что у него в рюкзаке есть горелка, Линецкий
снова было подумал, что там что-то реактивное...
Переверзев достал из рюкзака примус.
- Только керосина у меня нет, - сказал он, - я голодный, не знаю, как
ты. Давай сегодня приготовим на костре, а завтра где-нибудь на трассе
разживемся...
На пригорке рос можжевельник. Упрямые, очень твердые кусты. Линецкий не
мог с ними справиться перочинным ножом и только подбирал с земли сухие
крохотные щепки - каждая была со спичку величиной. Их хватало на маленькие
охапки, которые можно было нести в горсти. Встретившись взглядом с
Переверзевым, Линецкий развел руками, мол, ерунда, конечно, он и сам
понимает, что толку от этих крох... Но Переверзев сказал:
- Нет-нет, это хорошо, собери таких еще, если сможешь.
В одну из ходок на косогор Линецкий заметил, что неподалеку лежит
чья-то палатка.
Она была расстелена на гальке и покрыта сверху огромным куском
полиэтилена, придавленным по краям булыжниками. Похоже было, что к ней давно
никто не подходил.
Море, лежавшее чуть поодаль, выглядело примерно так же.
Как будто его тут забыли.
Ни чаек, ни буйков. Не говоря уже о пловцах или силуэтах кораблей на