"Александр Мильштейн. Серпантин " - читать интересную книгу автора

усталость, при том, что темп продвижения все время увеличивался...
Уже где-то на подходе к Орджоникидзе за одной из скал фонарик
Переверзева выхватил вдруг из темноты огромного мальчика в серых трусах...
Или это были закатанные парусиновые брюки... Он не стал заслонять глаза от
света фонарика, только закатил глаза... Скосил их куда-то вправо и вверх - к
Полярной звезде или к Большой Медведице...
Он был похож на одного из одутловатых персонажей немецкого художника,
на выставке которого Линецкий побывал в прошлом году в Москве... Там на всех
картинах были странные одинаковые мальчики в семейных трусах, с неоновыми
лампами... Только у них практически не было лиц, а у этого было... И все
равно он напоминал тех, с немецких полотен...
Вообще, что-то было эпическое в самой этой картине - как он шел по морю
в час ночи...
Еще и поэтому обыденный тон, которым он спросил...
- Вы не видели, там волосатые молоко не варят? - спросил он таким
обыденным тоном, как будто они были в городе, и он спрашивал, где ближайшая
булочная...
- Нет, - сказал Переверзев, - ничего такого мы не видели...
- Может, не заметили? - сказал парень. - Ну, костер где-то там, а?
- Костер был, - сказал Переверзев. Хотя Линецкий не видел и никакого
костра... Но ничего удивительного не было в том, что он чего-то не видел, он
все время смотрел туда, куда упирался луч фонарика... Луч ушел в сторону, и
парня как не бывало... Человек это был или отблеск человека... Какой-то
невидимый костер...
Очень странный тип, - думал Линецкий, маршируя дальше по пояс в воде...
В лице парня было что-то, что невозможно было назвать... Линецкий
подумал, что вот если бы умел рисовать... То непременно попытался переложить
на холст... Бредущего по воде мальчика...
Почему, собственно, мальчика? - подумал он. - Мальчик не младше меня,
наверно... Лет сорок... И все равно мальчик... Этакий "бутуз"...
Или потому что "мангупский мальчик"... Так на горе Мангуп называют
некоторые виды популярных привидений...
Как бы то ни было, если он добрел до костра и выпил молоко, он сейчас
все равно призрак...
Если бы я умел это, - еще какое-то время думал на ходу Линецкий, - я бы
написал это маслом...
Но вскоре он перестал думать о живописи... Под ногами у него все
перемешалось: суша, море, сны, холсты...
"Оглянись, незнакомый прохожий... Мне твой взгляд неподкупный
знаком..."
Они шли и шли... Без конца.... На бреющем полете... "На честном слове и
на одном крыле..." - пел Переверзев... Или Линецкому это только казалось?
Интересно, что сам приход в поселок Линецкий потом вообще не мог
вспомнить...
Последнее, что он помнил, был толстый сорокалетний мальчик, искавший
"черное молоко"...
Да хоть бы и белое... Где я ему возьму "молоко" в три часа ночи? -
повторял он, не понимая, что с ним происходит...
На следующий день стало ясно, что он заболел. Чем - неизвестно, просто
подскочила температура.