"Борис Минаев. Мужской день" - читать интересную книгу автора


Иногда я оставался дома один.
Мама и папа уходили в гости к дяде Грише Кунину, папиному школьному
другу. Он жил недалеко, возле Ваганьковского кладбища, там у него был зубной
кабинет на дому, сын Игорь и дочка Юля. Иногда меня брали туда, а иногда
нет.
Примерно до наступления темноты я чувствовал себя очень хорошо, даже
прекрасно. Я на полную громкость включал телевизор и смотрел все подряд.
Если передавали классическую музыку, вставал на стул и дирижировал. Если
было что-нибудь скучное, забирался на диван и, прислонившись ногами к стене,
смотрел передачу наоборот - вниз головой. Или еще раскладывал всех своих
плюшевых зверей и читал им лекцию о международном положении.
Мне даже гулять идти не хотелось. Так было хорошо дома одному. Полная
свобода! Я начинал думать - вот бы здорово пожить одному целую недельку,
есть на завтрак бутерброды с горчицей, не ходить ни в какую школу (только
если сильно захочется), читать книжки с утра, а ближе к вечеру отправляться
в кино.
Но когда небо вдруг становилось очень-очень синим, я начинал скучать. Я
крутил телевизор с одной программы на другую, читал сразу три книжки,
раскидывал всех зверей по углам, а потом подбирал их снова... А потом просто
садился на стул и начинал ждать.
Сначала ждал я очень бодро, мне даже нравилось сидеть и ждать.
Воспитывать в себе терпение и волю. "Пусть мама и папа погуляют, даже
задержатся, - говорил я. - Им же надо отдохнуть перед рабочей неделей. Пусть
веселятся, смеются, танцуют..."
Тут мне становилось обидно, и я начинал ожидательные мысли по новому
кругу.
"Пусть мама и папа сидят там, сколько хотят, - думал я. - Раз им так
нравится. Зато когда они придут домой, то увидят, что их сын Лева не спит,
не балуется, не играет со спичками, а сидит и тихо ждет".
Но и этих мыслей тоже хватало ненадолго. Надо было опять придумывать
что-то другое.
"А что, собственно, такого? - пытался я переубедить сам себя. - Ничего
такого. Не один же я сижу и жду. Все сидят и ждут своих родителей. Обычное
дело. Подумаешь, какой выискался, один он посидеть не может..."
Я вяло шлепал на кухню и начинал что-нибудь есть и пить.
Надо сказать, что без мамы это превращалось в ужасно будничное,
неинтересное занятие. Я выпивал стакана два сырой воды, съедал бутерброд с
горчицей, и у меня сразу начинал болеть живот. Я ложился на диван и снова
пытался думать.
"Ну вот, - думал я, - теперь заболит живот, потом начнутся рези,
колики, потом я потеряю сознание и буду тут лежать без сознания, а они все
будут веселиться у дяди Гриши. Ну дела..."
Я понимал, что теперь, когда за окнами стало совсем темно, уже можно
начинать возмущаться маминым и папиным поведением.
"Ну народ! - говорил я про себя возмущенно, даже злорадно. - Ну
родители! Еще поискать таких родителей! Сын тут животом мучается, места себе
не находит, волнуется, а им хоть бы что. Сидят себе, салат жуют столичный с
помидорами".
Мысли были какие-то неинтересные, пустые. Они тихо и стыдливо умолкали,