"Константин Минаков. Харьков 354-286 " - читать интересную книгу автора

- То есть, вы хотите сказать, что если бы ваш хирург не заболел, то
операция прошла бы в Харькове?
- Я, честно говоря, не был уверен, что на весь Харьков был только один
квалифицированный хирург, но, тем не менее, было решено, что лучше операцию
проводить в Москве.
- Михаил Ильич, а не могли бы вы сказать, кем это было решено? Это
очень важно.
- Насколько я знаю, был консилиум врачей. Которые и пришли к такому
решению. Да и я считаю, что данные должны быть в моей медкарточке.
- Ладно, спасибо за сотрудничество. Рысенко, позовите медсестру, пусть
несет одежду.
После того как Кошкин при помощи Сони надел принесенную ей одежду,
Кожухов с Рысенко помогли ему добраться до ожидавшей их перед входом в
больницу санитарной машины. Несмотря на сопротивление Кошкина, уложили его
на носилки, и выехали на аэродром. Несмотря на то, что на улице была
страшная жара, машина ехала с закрытыми окнами. Причиной были опасения, что
пациента может просквозить, а это в его состоянии было практически смертным
приговором.
Через час Михаила через опускающийся люк в задней части фюзеляжа
погрузили в двухмоторный самолет с нарисованным на фюзеляже красным крестом
на фоне желтой и голубой полосами. В самолете была целая куча непонятного
медицинского оборудования, но Михаил которому стало хуже после поездки не
машине, не обратил на это особого внимания. Взревев двигателями самолет,
взлетел с подмосковного аэродрома в Тушино и взял курс на юго-запад. Полет
проходил нормально, Кошкина сопровождал Кожухов, а капитан, ехавший с ними
из больницы, не полетел. Михаил, убаюканный мерным гулом двигателей, перед
тем как окончательно заснуть успел удивиться тому, что в салоне самолета
было тепло и не дули сквозняки. Спустя пару часов самолет приземлился на
аэродроме, и прежде чем окончательно остановиться на земле, пилот долго
выруливал. Хотя Михаилу и было интересно посмотреть на причины столь долгой
рулежки по летному полю, да и припоминал он, что бы в Харькове была столь
длинная полоса, по которой можно столько ехать, но Кожухов запретил ему
вставать, так и не соизволив придумать этому внятное объяснение.
Когда, наконец, машина замерла, пришлось довольно долгое время ожидать,
пока не откроют люк. Наконец Михаил Ильич смог выбраться из самолета.
Кожухов было пытался заставить больного лечь на носилки и вынести его вдвоем
с санитаром, но Кошкин воспротивился этому, и вышел на землю сам. Перед ним
стояла явно санитарная машина белого цвета, с красными полосами по бокам, по
габаритам примерно соответствующая грузовой полуторке. Но сама модель
автомобиля была Михаилу незнакома, скорее даже не так, она была слишком
непривычна даже для главного конструктора, видевшего на своем веку по долгу
службы много разных машин и механизмов. Все в нем было необычным - огромные
штампованные боковины, крылья с малыми радиусами закруглений, бампера из
неизвестного материала, словно утопленные в корпус, фары необычной формы
также влитые заподлицо. Эта машина просто не могла существовать. В ней не
было связи с виденными Кошкиным автомобилями, если не считать таковой четыре
колеса и руль.
Рядом с машиной стояли два человека в белых халатах и марлевых повязках
на лице. Кожухов, вышел из самолета, поздоровался с врачами, сказал
вполголоса фразу, которую Кошкин не расслышал, и предложил Михаилу Ильичу