"Адепты стужи. Часть 2" - читать интересную книгу автора (Маркьянов Александр В.)08 августа 1996 года Российская империя, Туркестан Пограничная зона— Он шарит локатором левее от нас. Нас не видит. До выхода его из зоны — пять с небольшим минут. — Принял! — командир вертолет бросил взгляд на бумажный планшет, которым пользовался по старинке — что потом предлагаешь? — Уходим севернее, идем ущельем — мгновенно ответил лейтенант Веселаго, специалист по радиоэлектронной борьбе — склоны ущелья отразят и рассеют радиосигнал — А если ПЗРК? — У нас есть средства РЭБ. Я могу опознать опасность как только вы выйдем в пределы прямой видимости ПЗРК Полковник от авиации Назралла Фахри, среднего роста, коренастый, седой как лунь турок оторвал на миг затянутую в кожаную перчатку руку от ручки управления Сикорским, провел по жесткой щеточке усов. — Запроси обстановку — коротко бросил он, думая про себя, что Веселаго не так уж и плох. В последнее время в военных училищах абы как учат, приходится по году доучивать на местах службы. А этот молодец, на лету схватывает. Лейтенант Веселаго — несмотря на то что обстановку запрашивали пятнадцать минут назад, а в горах она быстро не меняется и не подумал обсуждать приказ полковника. Полковник Фахри был легендой сорок четвертого вертолетного спасательного эскадрона, он был одним из немногих вертолетчиков, который имел нашивку с буквой „М“ на рукаве летной куртки — мастер, наивыСАСШя из возможных категорий классности — и право на карту на фюзеляже. Карта — это уже признак настоящего аса, всего в ВВС действующих летчиков, имевших право наносить изображение карты на фюзеляже, было пятьдесят два — по числу карт в колоде. Пятьдесят два — ни больше ни меньше, следующий получал это право только тогда, когда кто-то погибал или уходил в отставку. Авиаторы эти были организованы в своего рода общество и новых членов выбирали тайным голосованием всех членов общества. Полковник Фахри, один из трех вертолетчиков, был членом общества вот уже десять лет, а на фюзеляже его Сикорского-89 красуется десятка крестей. Пока полковник что-то высматривал на карте, лейтенант Веселаго переместился к станции связи, нащупал нужную частоту. — Дозорная башня — двенадцать ответьте Гюрзе… Дозорная башня — двенадцать ответьте Гюрзе… — монотонно забубнил он — Дозорная-двенадцать на связи. — Прошу обстановку по квадратам одиннадцать-шесть, и дальше до восемнадцати. Информацию прошу передать по основному каналу. Так же прошу информацию по квадратам двенадцать-восемь, двенадцать-десять, десять — шесть, способ передачи тот же. — Вас понял, Гюрза устанавливаю канал передачи… Матово загорелся экран перед глазами лейтенанта, побежали строчки цифр — Прошу подтверждения — Есть канал. — Вас понял, приступаю к передаче информации… Прошли те времена, когда обстановку диктовали по связи, а штурман лихорадочно наносил ее на карту. Сейчас — закрытый, помехоустойчивый канал связи с самолетом АВАКС, высокоскоростная передача информации со спутника и самого АВАКСа, один огромный, размеров пятьдесят один дюйм по диагонали цветной экран у штурмана-оператора систем РЭБ, по два маленьких — у первого и второго пилота и еще можно подключить один экран в десантном отсеке — для командира десантируемой группы. Красота! Вся обстановка как на ладони. Не то что раньше — летишь как к чертям в ад, идешь по ущелью и гадаешь, что будет на выходе. Если позиция мобильной ПВО то… пишите письма. Сейчас же — спутник даже отдельного зенитчика с ПЗРК увидит и тебя о нем предупредит, не то что… — Господин полковник, на маршруте движение! Минута тридцать до прохода самолета ДРЛО противника! — Тебя понял… — проворчал полковник — сохраняй бдительность… Никто теперь уже не помнил — кто и когда придумал эту игру с самой смертью. Кто-то говорил, что первая игра состоялась в начале восьмидесятых, кто-то утверждал, что еще в семидесятые „ходили на ту сторону нитки“. Это была жестокая и мужская игра, ставкой в которой была всегда жизнь — и смерть. Причем смерть часто мучительная и жестокая — игра могла закончиться на колу или со снятой заживо кожей и вспоротым животом. Но все равно — в нее играли. Каждый год. Игра была простой. Каждый год, как только в южном учебном центре подготовки войск специального назначения подходил очередной выпуск, готовили выпускной экзамен. Не теоретический — именно такой. Самая что ни на есть практика. Взаправдашняя игра со смертью. Весь курс выпускников — тех, кто еще не отсеялся — сажали в вертолеты, перевозили на ту сторону границы. И высаживали. В глубине афганской территории за двести пятьдесят — триста километров до границы. Оружие, патроны, снаряжение — на выбор, сколько унесешь. Все по-взрослому. Задача — только одна — выжить, уклониться от поисковых групп афганской армии, племенного ополчения и банд душманов и дойти до своих. Дошел — значит стал спецназовцем, заслужил право носить черный берет и значок с черепом и костями — наследие штурмовых отрядов еще мировой войны. Нет… Ну, нет — значит нет. Нигде, ни в одном учебном центре — не то что Российской Империи — ни в одном учебном центре мира подобного профиля таких выпускных экзаменов не было. Североамериканцы устраивали адскую неделю — неделя постоянных учений, с выполнением тяжелейших задач, без пищи и сна, с постоянными издевательствами инструкторов. В Римской империи были африканские лагеря, без еды и воды, тяжелые переходы, перетаскивание камней и тому подобное. У нас забрасывали в Сибирь, в тайгу с заданием — выйти к своим и выполнить по дороге учебные задания. Но нигде не додумались забрасывать выпускников в самый настоящий тыл к противнику. Кто-то отказывался — никто никого не заставляет, колокол всегда там, где занимается группа. Подходи, звони. Но многие соглашались — ради значка и кокарды с черепом и костями, символа презрения к смерти и родства со смертью. Те, кто имел такой значок вполне были вправе сказать смерти: мы с тобой одной крови, ты и я… На такие дела шли самые лучшие экипажи вертолетов. Вот и сейчас, командир сорок четвертого эскадрона, полковник Фахри лично сел за ручку управления своего Сикорского, чтобы доказать и себе — что он тоже одной крови со смертью. И хотя ему было за пятьдесят, запредельный возраст для летчика, все знали — Фахри вывезет даже из ада, если случится туда попасть. Вертолеты тоже были необычные — три Сикорских-89 в модификации для поисково-спасательных операций. Сейчас они висели в десяти метрах над землей, в одном из самых опасных и непроходимых мест нитки, где изломанные пики гор рвались к небу, перемежаясь узкими ущельями. Они ждали, пока пройдет британский разведывательный самолет, делающий облет границы. Как только самолет пройдет — можно будет идти… — Господин полковник, Дефендер — Ждем… Полковник прождал десять минут — благо запас топлива в этих вертолетах позволял долго висеть над землей в режиме ожидания — чтобы наверняка. Выждав время, глянул на часы. Пора… — Я Гюрза один! Начинаем. Один за другим три тяжелых, грузных, ощетинившихся стволами пулеметов вертолета пересекли пограничную реку, вошли в „лаз“ — ущелье, ширины которого едва хватало для того, чтобы уместить в нем лопасти вертолетных винтов. Они как всегда сидели вместе — друг напротив друга. Экипаж один-четыре, в котором четыре бойца — Бес, Араб и Иван с братом. Четыре человека, каждый из которых теперь ближе друг другу, чем родной брат и даже отец, потому что от надежности, подготовленности и смелости каждого зависит — выживут они или нет, выйдут к своим — или их кровь оросит эти камни, а они сами навсегда канут в безвестность. Они уходили в страну, страну жестокую и беспощадную, страну гордую и непокоримую, страну плюющую пулей в лицо любому чужаку, дерзнувшему покорить эту древнюю землю. В эту страну приходили многие — и Александр Македонский, и монголы, и персы, и британцы… Но страна из раза в раз оставалась свободной, а кости завоевателей, источенные ветром, оставались лежать на каменистых склонах этих гор. Теперь в эту страну шли русские, те кто приходит с севера, как их здесь называли. Здесь плохо знали воинов севера, ибо у них была своя земля, и они давно не ходили в чужие земли, чтобы покорить их. Здесь хорошо знали приходящих с севера караванщиков — воинов и купцов в одном лице, знали их за редким исключением как смелых и честных людей. Афганцы и русские никогда не враждовали, никогда между ним не было войн. Но каждый год русские приходили, высаживались со своих гремящих птиц — и афганцы воевали с ними, ибо пуштун-валай, кодекс чести пуштуна гласил: „враг, ушедший с твоей земли живым, унес с собой твою честь“. Никто из чужаков, дерзнувших вступить на афганскую землю с оружием в руках не должен был выйти с нее живым… Араб помнил последнее построение на пятачке, в узкой горной долине, перед тем, как они начали грузиться в вертолеты. Офицеры спросили — не хочет ли кто-нибудь выйти из строя — и пятеро вышли. Сопровождаемые презрительным молчанием строя, они прошли к стоящему недалеко от строя на плацу корабельному колоколу-рынде, и каждый позвонил в него. Один удар — резкий, тягучий, бьющий по нервам звон. Арабу было страшно. Очень страшно, тем более что инструкторы делали все, чтобы их запугать, чтобы заставить выйти из строя. Колокол — вот то что хотели инструкторы, колоколом проверялась их решимость, мужество, сила воли, готовность идти до конца. Но он, казак Ближневосточного казачьего войска из станицы Каффрия, Александр Савич Тимофеев решил для себя, что выйти и позвонить — это значит предать. Позвони — и этот звон услышат те, кого с нами нет, те, кто лег тогда. Позвони — и этот звон услышат враги, услышат и поймут, что на русской земле появился еще один трус. Позвони — и ты перечеркнешь пот, кровь и слезы, что проливал ты здесь, в этих проклятых песках все два с лишним года. Перечеркнешь ночные подъемы, стрельбу по цинку в день, драки палками и голыми руками сначала один на одного, потом на двоих, на троих, на шестерых. Перечеркнешь истошный страх зеленки и бездонный страх пропасти у тебя под ногами, перечеркнешь до крови закушенную губу на тридцатом километре марш-броска в полном снаряжении. Позвони — и перечеркнешь все это. А еще Араб посмотрел украдкой на своих подчиненных, на Беса, на Ивана с братом — и понял, что им еще страшнее, чем ему. И позвонить — это значит перечеркнуть, подло предать и их тоже. И он остался в строю. А потом, когда над головой завыла турбина и пошли раскручиваться лопасти — он еще раз понял для себя, что он был прав. Он пройдет все это — иначе это будет предательством. Предательством себя самого. На это задание их готовили особенно. В отличие от обычных заданий для выживания, где полагается один нож на всех на сей раз они были нагружены снаряжением как мулы. Его крестный, майор Тихонов отозвал его в сторону после того, как им объявили о походе, и спросил — хочет ли он идти. А получив утвердительный ответ, кивнул и начал рассказывать с чем им там придется столкнуться и давать советы, как скомплектовать походный набор вооружения и снаряжения. По его совету, Араб на этот раз вооружился последней версией автомата АК — изюминка этой комплектации была в том, что можно было быстро сменить ствол — причем сменить не только по длине, но и по калибру. Такого не было даже в автомате Коробова — новейшем образце вооружения армии Российской империи, еще не поступившем на вооружение в достаточном количестве. Даже в боевых частях Командования специальных операций он был не у всех. Стволы Араб подобрал под все возможные задачи. Ствол под 6,5х45 — длинный, позволяющий использовать этот автомат как портативную снайперскую винтовку. Второй — того же калибра — но короткий. И еще один ствол — с интегрированным глушителем под 9,3х45. Патрон 9,3х45, первоначально разрабатывался под использование в бесшумных автоматах Волк, теперь же под него изготовили и специальную версию АК. Достаточно было сменить ствол и магазин — и у бойца в руках оказывалось оружие, выстрел из которого слышен не громче, чем хлопок в ладони. Боец с таким оружием и комплектом стволов в снаряжении как бы одновременно имел при себе и штурмовой автомат и легкую снайперскую винтовку и бесшумное оружие. Бес наотрез отказался брать, что-то помимо своего обычного пехотного АК — он уже считай, сжился с ним. Иван с братом на сей раз взяли по „Барсуку“ — ротному пулемету калибра 7,62. Два ротных пулемета на группу из четырех человек — по огневой мощи получался даже перебор, но майор одобрил, сказал, что если потянут по горам такую тяжесть — пусть тянут, а огневой мощи лишней не бывает. Остальное снаряжение собралось быстро. По пять гранат — новейшие РГО и РГН, взрывающиеся при ударе об землю. По настоянию Араба все взяли еще по две старые Ф1 — это была одна из спецназовских хитростей. Гранаты Ф-1 они „модернизировали“ — заменяли медленногорящее вещество в запале порохом из автоматных патронов. Отпустил рычаг и граната взорвалась у тебя в руках. Носить такую гранату на снаряжении было нельзя, из-за опасности самоподрыва — поэтому такие гранаты носили в рюкзаке. Использовали для того, чтобы делать „растяжки“ и „картошку“ Мины решили не брать — даже МОН, мины направленного действия, самое страшное из минного оружия, что двенадцать гранат у каждого, в том числе тек которые идут на растяжки — будет вполне достаточно. И ну — сухпай, вода — главное вода, без еды можно прожить неделю и даже две недели, без воды сдохнешь дня через три. Хотя все выучили наизусть места, где могла быть вода — надеяться на воду что будет там, было бы безумием. В итоге — килограммов сорок пять, а то и пятьдесят на каждого, считай две трети собственного веса. Для многих вес неподъемный, для них — в самый раз. Вылетали они буднично — ни речей, ни прощаний. Прямо в горах на подходящей площадке приземлились три вертолета, в том числе тот самый, с картой на фюзеляже. Весь курс — те кто от него остался, быстро загрузились в вертолеты, навьюченные как ишаки. И вертолеты взлетели, направляясь в неизвестность… Неизвестность… Араб сидел так, что напротив него, стоит только скосить глаза, оказывался люк, из которого торчал крупнокалиберный пулемет. Близко, очень близко от борта вертолета несся каменный склон, где каждый из камней хотел напиться их крови и разочарованно провожал их, когда они проносились мимо. Пулеметчик, темно-синем шлеме-сфере расслабился, все равно сейчас единственная защита это скорость, если впереди гранатометчики — то пулемет не поможет, склон слишком близок, а скорость слишком высока. На голове у пулеметчика были наушники, как ни странно, нештатные, и он странно покачивал головой… господи, да он музыку слушает. Взгляды пулеметчика и Араба встретились — и пулеметчик подмигнул ему. Просто подмигнул — а Араб вдруг перестал бояться предстоящего. И подмигнул в ответ… — Внимание, вторая точка! — Вторая точка, внимание! — продублировал Фахри — обстановка! По фронту чисто! — Слева чисто! — Справа чисто! — С тыла чисто! — Приготовиться к сбросу! — Приготовиться к сбросу — заорал сержант, выпускающий в десантном отсеке — вторая группа на сброс! Пора… В десантном отсеке мигающим красным светофор сменился на зеленый, пошла в сторону крышка десантного люка. В отличие от легких и средних вертолетов, из этого десантироваться можно было и как с самолета, через заднюю аппарель, и через десантный люк в полу. Выпускающий начал стравливать лебедку, Араб поднял два пальца — проверка. Проверить, весь ли груз закреплен как следует, подтянуть в последний раз лямки рюкзака, хлопнуть рукой по автомату — на всякий случай. Хлопнуть по плечу стоящего перед тобой — все в норме… — Готовность! — К сбросу готовы! — за всех ответил Араб. Выпускающий плюнул в люк — на удачу… — Первый пошел! Веревка обжигает руки, съезжаешь как можно быстрее, потому что каждую минуту висения в воздухе между землей и вертолетом — минута смертельного риска. Каменистая желто-серая земля стремительно летит навстречу. — Второй пошел! Десантирование идет плотно, один только нырнул в люк — а за ним уже идет второй, едва не наступая ему на голову — Третий пошел! Земля привычно отдает в ноги, ноют обожженные руки но сейчас не до них — почувствовал ногами землю — и сразу в сторону, в сторону, потому что промедлил на секунду — и идущий следом за тобой приземлится тебе на голову. Еще летишь по тросу — а уже высмотрел укрытие на зеле — и сразу до него. Руки сами находят автомат, патрон в патроннике, предохранитель снят — грубейшее нарушение техники безопасности но на это плевать. Здесь не полигон, здесь жизнь и секунда, даже доля секунды, потраченная на досылание патрона в патронник, может стоить жизни. — Четвертый пошел! Первый уже на земле, второй тоже. Площадку можно считать относительно безопасной, если бы не была безопасной, кто-нибудь уже саданул бы из гранатомета. Но все равно — самое хреновое еще впереди… — Десантирование завершено! Группа на земле! Полковник Фахри двигает вперед ручку „шаг-газ“, вертолет сдвигается с места, ползет крышка люка отсекая тех кто на земле от тех, кто там, наверху, в относительно безопасном чреве ревущей стальной птицы. Внизу четверо пацанов, почти ставших волками за эти два безумных года залегли на каменистой осыпи, целясь во все стороны света. Не дожидаясь, пока вертолет удалится, Араб встал. — Идем цепью, Бес, ты первым. Расстояние в цепи двадцать пять метров. Направление — север, точка сорок. Пошли! |
|
|