"Виктор Александрович Миняйло. Звезды и селедки (К ясным зорям-1) " - читать интересную книгу автора

И мы сидели тихо-тихо. Даже экспансивная Евфросиния Петровна,
подперев рукою щеку, молча горбилась на лавке.
И хотя мы с женой не перемолвились и словом, я знал, о чем она
думает. И она знала обо мне все. От этого нам стало радостно, словно мы
ничего и не лишились. Мы были почти счастливы.
И я знал также и то, о чем думали мужики-обходчики. Чувствовал, какие
они несчастные оттого, что спасли нас. И как они счастливы, что все это
свершилось даже вопреки их желанию.
И от полноты чувств я вдруг засмеялся и даже пошутил неудачно:
- Теперь ты, жена богоданная, будешь для меня более доступна!
И она поняла и тоже засмеялась, замахнулась, но не ударила меня даже
шутя, а медленно, не как мать когда-то и не как жена, а скорее как старшая
сестра, погладила мой поредевший чуб.
- Глупенький, ей-богу, глупенький!..
Когда уже хорошо развиднелось, мужики покряхтели, потоптались и ушли.
Тадей, огорченный тем, что мы остались живы, не попрощался.
Тилимон, как всегда учтивый, воркующим от великодушия голосом
произнес:
- Ну, вы тово... добродеи... живите покамест... - И тронул козырек
своего хозяйского, с "церемонией"*, картуза.
_______________
* Плетеный ремешок.

Мы с Евфросинией Петровной одновременно вздохнули и не ответили
ничего.
А когда они уже стояли в воротах, и, вытянув шеи, пристально
всматривались во все стороны, и с встревоженными лицами о чем-то
переговаривались, неожиданно для себя я захохотал, и длилось это долго,
пожалуй, слишком долго, и я понял это, и поняла Евфросиния Петровна, и
подошла, обвила меня сзади руками, и я затих у нее на груди, а потом,
честно говорю, заплакал - мамочка, мамочка! - ибо она и вправду была для
меня сейчас матерью, хотя я уже пожилой, наверно, даже старый, и моя
родная мать давным-давно умерла и уже не могла приголубить и утешить меня.
Вот так, как видите, живем мы с Евфросинией Петровной!..
И я счастлив тем, что существует на свете любовь, которая спасает нас
от смерти, когда отошла от нас молодость и начинаешь заглядывать в могилу.
Если бы не эта любовь, да преданность, да еще нежность, то, чем прозябать
в ожидании приговора, лучше самому свести счеты с жизнью. А так и не
думаешь, что обходит тебя стороною вечность, не думаешь о том, что
вечность - это безграничность во времени, век - сто лет, век -
продолжительность человеческой жизни - все это лишь понятия одной
этимологии, а для человека справедливо значение только длительности
короткого людского существования.
Так вот: остается любовь - остается и жизнь. И я часто думаю: а какая
же моя роль в ней?
Не ставлю я себе целью изменить ее или улучшить. "Все течет, все
проходит, и нет этому конца..." Все закономерно и не зависит от воли
отдельно взятой личности. Так я думаю. И не стану вмешиваться в земные
страсти, не буду стараться влиять на события, пусть они, скажем,
свершаются сами собой. А я только буду честно зарабатывать свою краюху и с