"Александр Мирер. Обсидиановый нож" - читать интересную книгу автора

Он все смотрел на картинку. Может быть, его дед любил эту девушку...
или отец? Может, это была совсем чужая девушка? Не знаю...
- Видите ли, Дима. При движении время размыто, как шпалы, если
смотреть из вагона на ходу. Какие-то микросекунды я был одновременно во
втором поколении, и в первом, и в нулевом, своем. Надо было случиться, чтобы
именно внутри этих микросекунд у меня начался сильный приступ, с судорогами,
и я упал с кресла и оборвался браслет. Процесс остановился. К счастью, это
коснулось лишь внешности... - Он коснулся ладонью своего изувеченного
уха.- Я никогда не занимался боксом. Никогда. Дед Никифор был цирковым
борцом и боксером.
Я спросил идиотски:
- Как же на работе? Вас узнали?
Он положил ладонь на грудь:
- Какая теперь работа!.. По моим подсчетам, мне осталось... немного.
Это дело успеть бы кончить, и все.
Он встал, массивный, как бегемот, и поднял полы пиджака.
- Смотрите, Дима... У меня нет времени, чтобы купить новую одежду.
Рубашка, та самая, что на пропуске, была на спине неаккуратно разрезана
и разошлась, открывая голубую майку.
Стоя передо мной с задранным пиджаком, он прохрипел:
- Сердце не выдержит опыта. Нагрузка на сердце изрядная. А вы здоровый
человек, Дима.
Я не мог теперь поверить, что он врет, что он не Ромуальд Гришин, а
кто-то другой, который украл его одежду и его пропуск. Нет, здесь все было
не просто, и его тяжелое дыхание было настоящим, не сыграешь такого. Глядя,
как он усаживается на свое место, я ощущал тоскливый страх, как после
непоправимого несчастья. Зачем я назначил Наташе свидание, она ведь занята,
зачем назначил свидание не в кафе, а на бульваре, зачем стал с ним
разговаривать, зачем, зачем... Мне было стыдно - так мелко выглядела моя
беда рядом с его бедой. Я ведь могу сейчас повернуться и пойти, куда хочу.
И все-таки трусость сдвинула меня на прежнюю дорожку мысли, и я
пробормотал с последней надеждой:
- Они умерли. Все они умерли. И похоронены, - прибавил я зачем-то.
Так было надежней.- Умерли и похоронены.
- А звезды, - спросил человек за столом. - А звезды - они тоже
умерли? А невидимые звезды, сжимающиеся пятнадцать минут по своему времени и
миллионы лет по-нашему, - они тоже похоронены? Моцарт - умер? Эйнштейн -
похоронен? Толстой? Кто же тогда жив? Генерал Франко?
Он ударил по столу двумя кулаками и спросил, перекрывая своим басом
звериный вой, рвущийся из-за сетки:
- Чему вы верите, вы, физик? Каким часам? Коллапсирующая звезда
существует пятнадцать минут, и она будет светить, когда Солнце не поднимется
над земной пустыней. Через миллионы лет! Чему вы верите?
- Я не знаю! - прокричал я в ответ. - Я не ученый! Что вы от меня
хотите?
- Чтобы вы поверили.
- Чему?
- Прошлое рядом с настоящим. Во все времена.
- Но его нельзя вернуть!
- Тихо, Егор! - крикнул Гришин.