"Рауль Мир-Хайдаров. Двойник китайского императора [D]" - читать интересную книгу автора

- Успокойся, милый, успокойся, разволновался из-за пустяков, - и она
вновь обняла его и стала целовать - она знала, как его отвлечь, чувствовала
свою силу.
И в ту же секунду мысли о Махмудове отлетели куда-то в сторону,
показались мелкими, несущестнвенными, у него вырвался стон, очень похожий на
звериный рык, и он, не владея собой, легко поднял Шарофат на руки и понес
через просторный зал в спальню.
Напрасно Шарофат отбивалась, говорила об обенде, о корзинах, что стоят,
остывая, на веранде, но хлопковый Наполеон ничего не слышал.
Через полчаса он вспомнил об обеде и теперь уже сам напомнил о корзинах
на веранде. Шарофат легко спрыгнула с высокой кровати красного дерева, очень
похожей на корабль, - они и называли его шутя "наш корвет". Сбитые
простыни, белые пондушки, легкое стеганое одеяло из белого атласа изндали
впрямь напоминали опавшие паруса стариннного корвета.
Шарофат накинула на себя заранее приготовленнный кружевной пеньюар и,
чувствуя, что он ею любунется, чуть задержалась у трельяжа, поправляя
волосы, потом вернулась и, поцеловав его в щеку, сказала:
- Потерпи немножко, через десять минут я оснвобожу ванную, ты ведь
знаешь: у нас, бедных, только одна ванная...
Анвар Абидович понял ее намек так, что пора менять коттедж на более
современный, комфортанбельный, такой, в котором он жил сам. "Если я имею две
ванных, то у меня шестеро детей и твои родители живут со мной", - хотел
взорваться от ненсправедливости Наполеон, но сдержался, потому что посмотрел
вслед Шарофат...
Она по-прежнему выглядела прекрасно - Москва пошла ей на пользу:
знала, как сохранить себя, не переедала, частенько сидела на диете, порою
даже голодала, устраивала разгрузочные дни. Занималась гимнастикой, а вот
теперь увлеклась еще аэробикой. Отчего бы не заниматься собой - временем
она раснполагала: я творческий работник, поэтесса, на вольнных хлебах,
говорила она новым знакомым гордо. Лихо водила машину, смущая местное
бесправное ГАИ. В Москве ей однажды пришлось сделать от него аборт,
оперировали поспешно, на дому, и детей у нее не было. Но о давнем аборте
никто не знал.
- Аллах ее покарал, - твердила не раз в сердцах Халима,
догадывавшаяся о связи сестры с мужем. С годами семья, быт, дети, давнее
отчуждение мужа стушевали боль Халимы - она махнула на него рункой и жила
только детьми.
Наполеона тянуло к Шарофат, как ни к какой другой женщине, хотя
навязывались ему в постоянные любовницы и молодые карьеристки из комсонмола,
облисполкома, профсоюзов, но он знал их мыснли наперед. Чувствовал он и тягу
к себе Шарофат - с ним она была счастлива, он доставлял ей наслажндение,
его не обманешь. Он понимал, что в их страсти таилось что-то патологическое,
обоюдно патологиченское, как объяснил ему один известный врач-псинхиатр,
которому Анвар Абидович очень доверял и к которому время от времени
обращался за помощью, хотя тот и жил в Ленинграде. Наверное, и впрямь
патология; однажды Шарофат рассказывала, что еще сопливой школьницей, в
неполных четырнадцать лет, когда ночевала у них в доме, прокрадывалась по
ночам к порогу их спальни, и как волновал ее каждый вздох, каждый шорох
из-за двери...
Услышав, что шум воды в ванной стих, поднялся и Наполеон. В просторной