"Рауль Мир-Хайдаров. Ранняя печаль (Роман)" - читать интересную книгу автора

о том времени, когда можно было перейти улицу, распахнуть соседскую калитку
и сказать закадычному дружку:
- Здравствуй! А помнишь?..
Может, оттого иногда часами невозможно отойти от давно немытого окна на
четвертом этаже, откуда взгляд упирается в унылый двор, но видит совсем
иное, и душа порой так поздно прозревает... И до боли хочется узнать, что же
стало с теми, с кем ты делил свои первые радости, ходил в одну школу, сидел
за партой, жил на соседних улицах, в одном квартале, с кем с неподдельным
волнением и радостью вступал в пионеры, грелся у костров бедных летних
лагерей первых послевоенных пятилеток. Где они все, что сталось с ними?
Где затерялся след учившейся вместе с ним всего две зимы рыжеволосой
Валечки Велигдановой, похожей на белочку, - ее отец служил милиционером на
станции. Где ныне Диночка Могилева, дочь секретаря райкома? А мальчик Вилли,
появившийся в поселке в конце войны и живший с отцом на соседней улице в
землянке, которую даже в бедном поселке язык не поворачивался назвать домом,
избой и вообще человеческим жильем? В слове "землянка" для тех, кто не
изведал, что это такое, слышится нечто теплое, удобное, - наверное, этот
самообман породила знаменитая песня. Что стало с Вилли, вспоминает ли он в
своем сытом Гамбурге о степном поселке, где так отчаянно защищал футбольные
ворота и уже бойко говорил и по-казахски, и по-татарски? О Вилли и его отце
вспоминали в поселке долго, потому что они уехали в Западную Германию в
начале пятидесятых. Ходили слухи, что у них отыскался весьма влиятельный
родственник, не то генерал, не то банкир. Тянется ли человек в богатой
Германии хоть мысленно к степному поселку, где прошли его невозвратные
детские годы, или же он постарался поскорее забыть обо всем - о голоде,
холоде, вшах, унижениях и оскорблениях, о земляной конуре, где ему пришлось
жить? Никогда не получить ответа, - след Вилли затерялся навсегда... И
оттого изредка так сожмет тоской сердце...
Почему-то вспоминается второгодник Коля Верноквас. Лет двадцать назад
Вернокваса расстреляли, - оказывается, вечный двоечник, не одолевший школу
дальше пятого класса, стал главарем банды в Ростове, занимавшейся разбоем, и
за ним числилось не одно убийство...
Дасаеву нет и пятидесяти, но до пенсии ему осталось немного --
прорабская работа тяжелая, а он почти тридцать лет отдал стройке. Тягу к
размышлениям он обнаружил в себе поздновато и ни с кем не делился своими
взглядами на жизнь, он открывал новые истины для себя, и они прежде всего
касались его самого.
Все то, к чему он приходил неожиданно для себя, давно было отражено в
мудрых трактатах, и об этом не одно поколение писателей и философов создало
горы книг, но ведь то был опыт чужой жизни, чужие открытия, а тут до всего
он доходил сам, спонтанно, устремив невидящий взгляд в окно. Хотя сложно
сказать, невидящим был этот взгляд или, наоборот, видящим чересчур много,
особенно в прошлом...
Возможно, попытайся он изложить свои мысли на бумаге, они превратились
бы в банальность, а потому и не заслуживали бы внимания. Но в том-то и дело,
что он не умел, да и не хотел философствовать абстрактно, а все переводил на
себя или на тех, кого знал, кого любил, с кем общался. Потому и всплыли в
памяти мальчик Вилли и хрупкая девочка Роза Хамидуллина, учившаяся в
соседнем классе. Рушан помнит ее на новогодней елке, в костюме "Ночи".
Обыкновенная марля, выкрашенная в черный цвет, вся была расшита звездочками