"Рауль Мир-Хайдаров. Седовласый с розой в петлице (повесть)" - читать интересную книгу автора

незнакомца силой и здоровьем, хотя алкоголь уже крепко подточил и то и
другое, но видимость их еще сохранялась. Пожалуй, это был тот редкий тип
алкоголиков с амбицией, которые презирают окружающих,-- об этом говорило не
только его надменное лицо, но и одежда. Некогда модный дорогой английский
костюм - такой был в свое время и у Таргонина - теперь имел вид
засаленный, потертый, но из кармашка кокетливо торчал грязный носовой
платок. Однако в глаза прежде всего бросался не этот платочек, а новенький,
модный узкий галстук, завязанный на английский манер косым узлом. Изящный,
редкий узел, красивый галстук на мятой, давно не стиранной рубашке - только
человек с больной, изощренной фантазией мог придумать такое сочетание.
Таргонину как врачу одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что
это не напившийся по случаю, а алкоголик, и, может, уже безнадежный. Крупные
черты его лица можно было назвать даже красивыми - время и образ жизни не
смогли до конца стереть данную природой привлекательность. Только ранние, не
по возрасту глубокие морщины избороздили некогда холеное, самодовольное лицо
-- оно и тогда, в свете фар, показалось Таргонину капризным, высокомерным.
Неожиданную импозантность этому лицу придавали волосы - густые, некогда,
видимо, черные как смоль, слегка вьющиеся, из тех, что сами без особых
усилий укладываются в любую прическу. Сейчас они были покрыты ровной
жемчужной сединой, и оттого придавали опустившемуся человеку некую
значительность, а может, на чей-то взгляд, даже благородство. Запомнились
Павлу Ильичу и усики, тоже "благородно" седые, но странно кокетливые, как
платочек в верхнем кармане пиджака. Чувствовалось, что когда-то незнакомец
уделял своей внешности немалое внимание. Время от времени Павел Ильич
перебирал в памяти своих знакомых, дальних и близких, но среди них не было
человека и отдаленно напоминавшего седовласого пьяницу. Ему хотелось
рассказать обо всем жене, поделиться с ней этим наваждением, но он не
решался. Заранее знал, что она скажет в ответ: "Дался тебе, Паша, этот
пьяница. Теперь развелось их без счета - и с благородной осанкой, и с
благородными манерами. Да и зачем он тебе, у тебя своих дел мало?"
Но что-то вновь и вновь возвращало профессора к ночному происшествию. У
него появилось даже навязчивое развлечение - Павел Ильич пытался вспомнить
большие застолья, в которых ему приходилось участвовать: он пытался увидеть
тех, с кем сидел когда-то за столом. Сколько он ни вспоминал, и там
незнакомца отыскать не мог, и все же ощущение, что их что-то связывает, не
оставляло профессора. Он даже припомнил, как года три назад, возвращаясь
домой после работы через сквер в центре города, приметил кафе, возле
которого всегда было многолюдно. Как показалось Таргонину, там собирались
каждый день одни и те же люди. Он подумал тогда: наверное, это своеобразный
клуб, где встречаются по интересам. Сейчас их развелось предостаточно: чего
только не коллекционируют, не говоря уже о тех, кто держит породистых собак,
попугаев, обезьян, крокодильчиков, рыбок... А теперь вот горнолыжная
эпидемия и альпинизм захлестнули Ташкент, так новоиспеченные горнолыжники и
альпинисты, говорят, тоже облюбовали себе какое-то кафе. Но эти, возле
"Лотоса", на них походили мало, хотя компания собиралась чисто мужская.
Когда Павел Ильич поинтересовался о "Лотосе" у коллеги по работе, тот,
странно улыбнувшись, ответил: действительно, мол, там клуб встреч по
интересам, причем возник он в Ташкенте раньше прочих и никогда своего
существования не прекращал,-- но объяснять подробнее ничего не стал, что еще
более подогрело любопытство Таргонина.