"Дмитрий Мирошник. Рассказы (Профессор Рахманович, Шальная пуля, Шапка по кругу)" - читать интересную книгу автора

видели его ни разу.
Его манеры были манерами человека из прошлого, которые в наше время
выглядели старомодными, но симпатичными. Он приподнимал шляпу и слегка
кланялся, приветствуя на улице знакомого. К девчонкам, нашим одгокурсницам,
он относился как к взрослым женщинам и был с ними хоть и холодным, но
кавалером. Мы чувствовали, что эти манеры у него в крови, если не в генах.
Свои лекции он читал увлекательно. У него не было их конспектов. В руке
он держал небольшую записную книжку, в которую изредка посматривал сквозь
очки - очевидно, там были тезисы и цифровые данные. Он рассказывал
увлеченно, часто забывая об аудитории, подчиняясь логике доказательств,
рисовал мелом на доске схемы, выводил уравнения и увлекал нас за собой. От
него мы узнали, что на свете слишком мало простых вещей. Он показывал нам на
множестве примеров, что техническое решение - это всегда компромисс между
множеством возможных вариантов, каждый из которых по-своему хорош и так же
по-своему плох. Он учил нас учитывать их все.
Долгое время он был единственным профессором в нашем институте. И
незаменимым. Его авторитет был безоговорочным. Никто - ни декан факультета,
ни студенческий профсоюз, ни директор института - не мог изменить его
мнения. Постепенно он всех приучил к мысли, что его точка зрения
окончательная.
Он приходил в институт только на свои лекции, после которых некоторое
время проводил с работниками своей кафедры. Никогда не пользовался городским
транспортом и ходил пешком. Мы часто видели, как он идет своей дорогой
домой, не торопясь, заложив руки за спину и о чем-то размышляя.
Он не завел себе друзей, хотя многие достойные преподаватели нашего
института были не прочь стать его друзьями. Со всеми коллегами он держался
одинаково корректно, не выделяя никого, никогда его имя не фигурировало в
институтских сплетнях и интригах. Обиженный судьбой, он не ожидал от людей,
его окружавших, ничего хорошего, но никогда не был агрессивным.
Он никогда не заигрывал с аудиторией, мол, я - ваш, ребята, чем грешили
некоторые наши преподаватели. Он провел между собой и всеми остальными
невидимую черту, переступить которую не позволил никому.
Его остроты, вызванные нашим поведением, и доходящие до сарказма,
запоминались надолго. Однажды на его экзамен наша однокурсница принесла свои
конспекты. После того, как все разобрали свои билеты, сели за столы и стали
готовить ответы, он заметил, что она сидит на своих конспектах. Желая
поймать ее с поличным, он долго ходил по аудитории, кося глазами в ее
сторону, но та все не решалась воспользоваться своими конспектами и что-то
писала в своих бумагах на столе. Наконец, Рахманович не выдержал и сказал:
- Одного я никак понять не могу - как это у вас оттуда все в голову
переходит?
Студенту, вещавшему прописную истину, он сказал:
- Ну, голубчик, вот если бы вы сказали это раньше Галлилея...
Видя, как студент судорожно ищет нужную шпаргалку во внутреннем кармане
своего пиджака, он обратился к аудитории:
- Смотрите, как он возится со своим сюртуком!
Его шутки никогда не были оскорбительны, но попасть на его острый язык
не хотел никто. Иногда он выдавал афоризмы, которые нам казались или
спорными, или заумными, но спустя много лет ты вспоминал о них и понимал,
что они - истина. Так, однажды он сказал: