"Спаситель океана, или Повесть о странствующем слесаре" - читать интересную книгу автора (Садовников Георгий)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, в которой появляется тень из прошлого

Из нашего дома уехали жильцы четвертой квартиры. Они погрузили вещи в автофургон и укатили на железнодорожный вокзал. Дальше их путь лежал в соседний город. Причина отъезда этих людей оказалась до обидного простой — они менялись квартирами, — и мы отплатили им за это, тут же забыв, что они существуют на свете.

Теперь нас волновал вопрос: кто же поселится в четвертой квартире? Мы собирались на бревнах и фантазировали, рисуя и так и сяк романтический облик таинственных незнакомцев. Они уже были где-то в пути, где-то недалеко от нас. Они уже постепенно вошли в нашу жизнь. И нам очень хотелось, чтобы это были люди, уже прославившиеся отвагой и благородством. И чтобы у них непременно был ребенок наших лет. Мы соглашались даже на девочку. И только Зоя не желала ни с кем делить свою власть над нами и требовала, чтобы это был мальчик.

А в четвертой квартире шел полным ходом ремонт: мастера из нашего ЖЭКа белили и красили рамы и стены, из распахнутых окон выплывал, заполняя весь двор, замечательный запах известки.

Среди мастеров то и дело появлялся Базиль Тихонович. Он ставил новые краны, менял батареи парового отопления. Однажды мы подкараулили его, когда он выходил за материалом, и спросили, не знает ли он хоть что-нибудь о новых жильцах.

— Я тоже задавал себе вопрос: кто они — новые пришельцы, — признался слесарь и сокрушенно вздохнул. — Но, к сожалению, тут все окутано тайной. А после того как приходил сам глава этой загадочной семьи и интересовался ремонтом, завеса стала еще непроницаемей. Понимаете, уж очень, ну прямо поразительно знакомым показалось мне его лицо. Я долго ломал себе голову, пытаясь вспомнить, кто он.

— И вспомнили? — спросил жадно Яша.

— Увы. — Базиль Тихонович развел руками. — На этот раз память моя оказалась бессильной. Но лично мне хотелось, чтобы это был Христофор Колумб!

— Здрасте, — сказала Зоя. — Колумб уже давно умер. И это известно всем.

— Что ж, может, и сам он тоже считает так, что будто он умер, — кивнул слесарь и сделал загадочное лицо. — Но кто знает, кто знает.

Предположения Базиля Тихоновича подлили масла в огонь. Теперь мы почти все свободное время толклись на улице, боясь пропустить первое появление новых жильцов.

И все-таки они свалились на нас как снег на голову. Хорошо еще, что в этот долгожданный час мы все находились дома.

Я как раз сидел перед телевизором и смотрел передачу «Будильник». Меня очень интересовала фамилия автора этой передачи — Славкин. Мне казалось, что товарищ Славкин хитрит, носит такую фамилию, чтобы ввести в заблуждение нас, детей. Мы-то, дети, думаем, что он маленький, очень молодой, с розовыми щеками, а у товарища Славкина на самом деле высокий рост, большой живот и оглушительный голос. И на голове у него яркая малиновая шляпа, а в руках гигантский портфель, в котором помещается вся очередная передача вместе с людьми. Поэтому в каждое воскресное утро я усаживался перед телевизором и смотрел «Будильник» в надежде, что товарищ Славкин, потеряв когда-нибудь бдительность, покажется на экране и выдаст себя с головой.

И вот едва в телевизоре мелькнуло что-то большое и яркое, в дверь затрезвонили так, что можно было подумать, будто кого-то на лестничной площадке режут на мелкие куски.

Я выскочил из кресла, помчался в прихожую и открыл дверь. На площадке стоял Яша. Он был в одной босоножке, вторую держал в руках.

— Ты что тут рассиживаешь?! Приехали они! — закричал он истошно и запрыгал на одной ноге, пытаясь впопыхах обуть вторую. — Я только подошел к окну. Вдруг смотрю, они подъезжают И я сразу.. — пустился он в объяснения.

Но я уже не слушал его, а мчался вниз по лестнице сломя голову. Все мои помыслы были заняты тем. что сейчас я увижу живого Христофора Колумба… Ну, если не его самого, то человека чрезвычайно на него похожего!

Я выкатился из подъезда и, сразу же охватив окрестности дома орлиным взором, увидел грузовик, причаленный к тротуару. Над кузовом машины вздымались горы домашней утвари. Возле грузовика уже шныряли с видом заправских сыщиков Феликс и Зоя да прохаживался мужчина в кожаной куртке и яловых сапогах. Он пинал тяжелым сапогом баллоны на колесах грузовика, и это с головой выдавало в нем шофера. Так что вздумай он прикинуться кем-нибудь еще, мы бы его раскусили сразу.

Так вот, кроме шофера и моих друзей, возле машины никого не было.

— А где же они? — спросил я у ребят шепотом.

— Они, наверное, там, — так же шепотом ответил Феликс и указал на двери подъезда.

— Ну и как они?

— Мы еще сами их не видели. Они сразу туда ушли. Им, наверное, не терпелось переступить через порог! — громко сказала Зоя.

Она еще до сих пор не научилась вести себя осторожно, сколько мы ни учили ее этому. Просвещали ее так и сяк, но Зоя оставалась не в ладах с гибкой тактикой и говорила все. что у нее было в этот момент на уме, и непременно во весь голос.

Мы исподтишка посмотрели на шофера, но тот не проявил ни малейшего интереса к тому, что сказала Зоя, и нам стало ясно, что он не их, а просто с ними. В общем, нейтральный человек. Поэтому Феликс смело приблизился к шоферу и начал собирать информацию.

— А у этих, которых вы привезли, у них есть ребята? — спросил он напрямик.

— Есть. Один пацан, — ответил шофер и показал темный от машинного масла палец.

— А он… — И тут Феликс застыл с открытым ртом.

Из подъезда вышел техник-смотритель, а за ним вереницей появились они.

Первым из них показался пожилой толстяк, похожий на колобок преклонного возраста. Он пыхтел и вытирал пот на лбу просторным, почти с полотенце, платком. Я видел Колумба только лишь на картинке и тем не менее отметил сразу, что этот человек не имеет ничего общего с великим открывателем Америки.

«Ладно, — сказал я себе покладисто. — Проживем как-нибудь и без Колумба. Зато у них есть еще сын!» За пожилым колобком выплыла худая высокая женщина, а за ней, кривляясь и пританцовывая, выскочил такой же длинный и тощий паренек, Мы подождали: не появится ли кто-нибудь еще — и после короткой паузы, во время которой так никто и не появился, поняли, что долговязый и вертлявый паренек и есть их сын.

Судя по виду, паренек уже перешел в девятый, а то и в десятый класс. А такие ребята обычно не обращали на нас, мелюзгу, никакого внимания. Словом, наши надежды обзавестись новым товарищем растаяли так же мгновенно, как тает снег из холодильника, когда его бросишь тайком от бабушки в кастрюлю с горячей водой.


Кроме того, мне не понравилось его острое хитрое лицо с утиным носом и тонкими, словно резиновыми губами, которые то и дело растягивались в улыбку, будто он проверял их на прочность.

«Ха, улыбка! Разве это плохо?» — скажете вы. Но тут все дело было в том, что губы у их сына растягивались только в одну сторону, и оттого улыбка у хитроумного паренька получалась ехидной.

— Ну, еще раз поздравляю, приятного новоселья вам, — сказал между тем техник-смотритель нашим новым жильцам и ушел по своим делам.

А пожилой колобок потер энергично руки и бодро объявил, обращаясь ко всей улице:

— Ну-с, начнем!

Шофер, словно только и ждал команды, поплевал на ладони, залез в кузов и подал вниз горшок с цветком.

— Дайте его мне! — потребовала худая женщина.

Она взяла горшок и торжественно понесла в дом.

— Ну-с, а теперь что-нибудь мне, — заявил толстяк, нетерпеливо притопывая ножками.

Шофер спустил ему два стула, и пожилой колобок весело покатился с ними к подъезду.

И вот тут обнаружилось, что наши опасения насчет того, что остролицый паренек проявит к нам полное равнодушие, совершенно напрасны.

Шофер протянул ему большую кастрюлю, но паренек, вместо того чтобы принять ее, приложил ладонь козырьком к глазам и начал внимательно рассматривать нас.

— О, да тут кто-то есть? — произнес он, присвистнув. — Детки, что же вы смотрите? Или вам все бы баклуши бить? — спросил он мурлыкающим голосом. — А ну, тунеядцы, живей за работу! — рявкнул он, положив руки на бедра.

Мы бросились к грузовику, обгоняя друг друга. Это же сплошное удовольствие перетаскивать вещи людей, въезжающих в новую квартиру. Лично я не знаю более увлекательного занятия.

Мы толкались внизу у кузова, и шофер грузовика еле успевал подавать вниз предметы. Я перехватил у Зои, не знавшей, как быть с бутербродом, скатанный коврик, прижал его к груди, и только тут до меня дошел пренебрежительный тон, с которым обратился к нам остролицый. В моей голове даже промелькнула догадка, что, наверное, так в древние времена разговаривали хозяева со своими невольниками.

У меня сразу же упало настроение, и я понес коврик в дом без всякого удовольствия.

Пожилой колобок бурно обрадовался нашей помощи. Он пожал каждому руку и назвался по имени-отчеству. Еще час назад я бы или лопнул от гордости, или один перенес все вещи новоселов в дом. Но теперь драгоценное рукопожатие взрослого только сделало еще более обидным рабство, в которое нас обратил его грубый и высокомерный сын.

Лица у ребят тоже стали кислыми, и я заключил, что они пришли к тому же самому грустному выводу. Только из Зоиных глаз все еще не уходило выражение деловитости, потому что она соображала медленней всех. Словом, теперь только Зоя трудилась с полным вдохновением, таскала вещи одной рукой — в другой держала бутерброд с вареньем.

А остролицый так ничего и не понял. Он стоял у машины и, вместо того чтобы носить вещи. понукал нас, точно взаправдашний надсмотрщик.

— А ну, больше жизни!… — покрикивал он. — Бедненький, у тебя ручонки устали? — спрашивал он своим вредным мурлыкающим голосом.

У меня даже появилось классовое чувство, я не сдержался и тихонько запел песню невольников из кинофильма «Человек-амфибия».

Наконец Зоя поняла, что скатилась в положение, в котором находятся все угнетенные труженики. Это открытие застигло ее на полпути к подъезду, когда она тащила вешалку на пять персон. Зоя поставила вешалку на тротуар и хмуро объявила, что идет домой.

Но в это время в очередной рейс к машине выкатился пожилой колобок. Он сказал заботливо:

— Ребятки, вы не очень-то переутомляйтесь. Кто устал, отдохните. В этом нет ничего зазорного. Очень даже прекрасно, когда рабочий человек отдыхает. И еще не забывайте, что дома вас ждут родители. Вы и так уже здорово нам помогли. Вы хотите нам помочь от всего сердца, для нас это самое важное. А вещи рано или поздно, но все равно будут дома!

Закончив свою речь, он подхватил на спину спущенный шофером круглый обеденный стол и побежал с ним в дом, будто ежик, несущий яблоко в норку.

Мы переглянулись и дружно подумали, что поступим просто неблагородно, если оставим его одного. Жена хлопотала внутри квартиры. А сын-бездельник в счет не шел.

И Зоя сказала первой:

— Вот я уже и отдохнула.

Она положила бутерброд на ближний подоконник и взялась за вешалку обеими руками.

Мы тоже засучили рукава. Нам только было немножко обидно оттого, что вроде бы все получалось так, как хотел остролицый парень. Мы работали за него.

А он по-прежнему покрикивал на нас, когда отца не было на улице. Мы терпеливо сносили его понукания, решив между собой, что вот поможем новым жильцам вселиться в квартиру, и уж зато потом у нас не останется ничего общего с таким вредным человеком.

Но, увы, мы совершенно не знали остролицего. А он думал иначе.

На другой день меня отпустили гулять сразу с утра. Я вышел во двор, заглянул во все углы, но ребят еще не было. Тогда я спустился в котельную и, не застав Базиля Тихоновича в каморке, вернулся во двор, сел на бревна и стал терпеливо ждать, когда появится кто-нибудь из моих товарищей.

«Если это будет Феликс, то в субботу бабушка поведет меня в театр, — сказал я себе, не сводя глаз с дверей черного хода. — Если первым выбежит Яша, значит, бабушка даст мне деньги на новые краски. Ну, а вдруг их опередит Зоя? Что будет тогда? — спросил я себя. — Ну, тогда школа пошлет меня в командировку на Канарские острова за опытом!» Мне очень хотелось посмотреть на острова с таким замечательным названием. Но я вряд ли туда попаду, если буду рассчитывать на Зою, потому что она еще спит в такое время и ест во сне свое варенье. Так что я мог смело загадывать что угодно. Даже свой полет на Луну.

Поэтому я вернулся к мечтам, которые все же могли сбыться, и подумал, что лучше бы первым оказался Яша. Билеты в театр уже куплены, они надежно лежат в бабушкиной шкатулке из ракушек, на которой написано «Привет из Ялты», а старые краски подходят к концу, вот-вот солдатики останутся без мундиров.

Я заинтересовал себя до невозможного, до того, что мне уже начали мерещиться голоса и шаги на черной лестнице. Дело в том, что на черной лестнице так гулко, что в любом конце двора слышно, что там происходит. Так вот, когда за дверью черного хода раздались в самом деле чьи-то шаги, я уже толком не мог сказать, явь ли это, или кажется опять.

А дверь скрипнула и стала медленно-медленно поворачиваться. Будто человек, открывающий ее, боялся попасть в засаду. «Яша! — пронеслось в моей голове.

— Он думает, что за дверью прячусь я. Ура, бабушка даст деньги на краски!» Но мне пришлось разочароваться. Дверь распахнулась до отказа, и во двор вышел вчерашний остролицый паренек.

Он поглядел по сторонам и направился в мою сторону. А я уже успел позабыть о нем, словно все, что случилось вчера, было когда-то давным-давно.

— Это, значит, ты, — сказал остролицый вчерашним мурлыкающим голосом. — Тебя как зовут?

— Вася, — сказал я, не понимая, что от меня нужно человеку, который уже учится в девятом-десятом классе. Вещи-то, кажется, перенесли в квартиру все до одной!

— Я не об этом. Кличка какая у тебя? — спросил он, взбираясь на верхнее бревно.

— У меня нет клички, — ответил я с достоинством.

— Ничего. Сейчас сочиним, — сказал он, усаживаясь поудобней. — Только вот что: спустись пониже.

— Зачем? — спросил я.

— Ты не имеешь права сидеть на одном уровне со мной, понял?

— Нет, — чистосердечно признался я.

— И не поймешь, — сказал остролицый презрительно. — В общем, сядь на свое место. — И в его голосе послышались железные нотки.

«Странный какой-то, — подумал я, пожав плечами. — Не все ли равно, где сидеть», — и пересел на нижнее бревно.

— Итак, отныне ты будешь Желторотый Воробей! — сказал остролицый торжественно.

— Не буду, — возразил я.

Он и в самом деле был очень странным, этот человек. Но тут я не стал уступать, желая сохранить за собой свое честное имя и готовясь отстаивать его до последнего.

— Ничего, привыкнешь, — сказал остролицый вдруг почти добродушно. — А знаешь, как меня зовут?

Как уловило мое чуткое ухо, пожилой колобок называл его Вениамином. Я сказал остролицему об этом.

— Забудь, — коротко сказал он. — Для тебя я…

Он не договорил, потому что по черной лестнице прокатился гром, и во двор выскочили Феликс и Яша. Это сулило мне и театр, и краски сразу. Такого успеха я не ожидал.

— А мы заходили к тебе! — сказал Яша, когда братья подошли к бревнам.

— А вас как зовут? — спросил Вениамин. Братья назвали свои имена. Вениамин нахмурился и сказал:

— Непорядок у вас во дворе. Ну вот что. Ты будешь Кабан. — Он указал на Феликса. — А ты Селедка!

Это уже относилось к Яше. Братья открыли было рты от изумления, но я украдкой покрутил пальцем возле виска, как бы говоря: не обращайте на него внимания, он странный.

Братья приняли мое сообщение к сведению и молча полезли на бревна.

— Садитесь сюда, — сказал я поспешно и показал на места рядом со мной.

— А ты, Воробей, уже соображаешь, что к чему, — одобрил Вениамин. — Так вот, к вашему сведению, меня зовут..

И на этот раз его прозвище осталось для меня полной тайной. Потому что Вениамина перебил скрип дверей.

К удивлению тех, кто ее знал, во двор вышла Зоя. Она выступала точно пава, откусывая на ходу от своего бутерброда маленькие кусочки, точно подравнивая его, точно вырезая из него аккуратную фигурку.

— Вы не ошиблись, я только что встала. Это у меня утренняя прогулка. Вместо зарядки, — ответила она на наши вопрошающие взгляды.

— Как я догадываюсь, у нее тоже нет прозвища? — спросил Вениамин с улыбкой, которую в книгах называют дьявольской.

— А вот и есть, — ответила Зоя, повергнув нас в еще большее изумление.

— Мама и папа зовут меня Великой Сластеной, — царственно сказала Зоя.

— А я… а я Великий Реалист. — сообщил Вениамин, важно раздувшись. — Слышали? А ну-ка повторите: как я себя назвал?

Пожалуйста, если ему так нравится. Я повторю. И я повторил. Взял это на себя.

Вениамин остался до того доволен, что снизошел до нормально-человеческой беседы с нами.

— Есть тут у вас интересные люди? — спросил он.

— И еще какие! — ответил я с гордостью, сразу подумав о нашем слесаре-водопроводчике.

Я уже не видел Базиля Тихоновича несколько дней, соскучился по его историям, и мне захотелось рассказать о нем свежему человеку. Ко мне присоединились ребятами мы, перебивая друг друга, поведали Вениамину о приключениях слесаря. Великий Реалист выслушал наше сообщение с самым серьезным вниманием, а потом, к моему удивлению, сказал:

— Врет он все, ваш слесарь! Сколько ни подпрыгивай, все равно останешься, где был. Вот смотрите!

Вениамин начал спускаться на землю. А мы замерли в ужасе, глядя, как он ступает с бревна на бревно. Сейчас он разрушит то, во что нам так хотелось верить.

— Не надо! — завопила Зоя и швырнула в Реалиста свой бесценный бутерброд.

Она сделала это по-девчачьи, и бутерброд улетел совсем в другую сторону. А Вениамин злорадно сказал:

— Нет уж, сейчас вы увидите сами. Он подпрыгнул, заболтал ногами и, конечно, тут же очутился на земле. Но мы и сами знали, что будет именно так.

Вениамин, очень довольный собой, продолжал издеваться над нашим Базилем Тихоновичем.

— И про детектива враки! А акулы… акулы сожрали бы вашего слесаря в два счета!

— А ты поверь, и тебе будет очень интересно, — попросил жалобно Яша.

— А я не хочу! — вызывающе ответил Вениамин.

— Почему же ты не хочешь поверить? — спросил Феликс, совершенно белый от волнения.

— А потому что я — Великий Реалист, — напыщенно напомнил Вениамин.

— А мы будем верить, — твердо заявила Зоя, сверкнув глазами.

— Ну, мы это еще посмотрим, — сказал Вениамин, опять пуская в ход свой мурлыкающий голос.

Он состроил многозначительную гримасу и направился к дому.

Мы поняли, что у Базиля Тихоновича появился недоброжелатель.