"Владимир Митыпов. Геологическая поэма" - читать интересную книгу автора

делами в управлении, смог лишь через неделю. В горсад он пришел в середине
дня, когда в аллеях было просторно, малолюдно и тихо настолько, что сухой
шелест пока еще малочисленной желтой листвы отчетливо различался в легком
шуме зеленых крон. Неотрывно скользя по ним взглядом, Валентин прошел весь
сад из конца в конец, но нигде не заметил хотя бы смутно промелькнувшей тени
пушистого зверька. Где-то из репродуктора лилась негромкая музыка,
доносились слова песни: "Далеко-далеко, где кочуют туманы, где от легкого
ветра колышется рожь..." Откуда-то долетали веселые вопли резвящейся
детворы. Попался навстречу пожилой мужчина, по виду пенсионер, а может, и
нет. С тросточкой, в шляпе, с объемистым животиком любителя пива. Крики
детей сделались громче, стремительно приблизились, и ватага их, с треском
штурмуя кусты, промчалась через боковую аллею. Следом за ними со свистом и
гиком пронеслась группа подростков возрастом постарше. Пожилой мужчина вдруг
почти подпрыгнул на месте, воинственно взмахнул своей тростью, затем
поспешно принялся тащить из кармана очки. "Молодцы, белку бьют! - радостно
сообщил он недоуменно остановившемуся Валентину. - Нынче ее развелось тут
видимо-невидимо. Умные люди с собаками приходят. Жене на шапку, хи-хи!.."
Очки наконец оказались на носу, и могучий охотничий инстинкт, словно ураган,
унес человека с животиком в обильные зверем глубины городского сада. Да,
"парни из нашего города"- и стар, и млад - в святой своей простоте явно не
ведали, что "не положено" устраивать облаву на белок в собственном горсаду,
так же как и скручивать шеи лебедям на московских прудах...
Мысли обо всем этом, словно осколок, до поры до времени не напоминающий
о себе, затаились где-то в недрах памяти, однако, стоило однажды получить
письмо от друга из Якутии, они с острой болью всколыхнулись снова. Друг,
работающий в круглогодичной экспедиции на севере Якутии, сообщал, между
прочим, что в их поселке на двенадцать тысяч населения приходится более
тысячи дюралевых лодок с мощными подвесными моторами. Валентин живо
вообразил себе эту армаду, представил количество стволов, разносимое ею по
озерам, речкам и рекам того края, величину территории, которую может покрыть
эта огневая сеть, - и перед глазами с необыкновенной отчетливостью, словно в
оптическом прицеле, запрыгали резвушки белки из парка далекого города. Дело
было в поле. Валентин прочитал доставленное вертолетом письмо, лежа у себя в
палатке. Рядом стоял окантованный самоварным золотом радиоприемник "Турист",
нежно-розовый, как молочный поросенок. Шла музыкальная передача для
геологов. Исполнялась песня о привольной земле сибирской, об изумительной
сибирской удали. "Сибирь, Сибирь, люблю твои края!.." - заливалась певица.
Валентин дослушал, взял свою двустволку и спустился к реке. Чуть постоял у
воды, потом ухватил ружье за концы стволов и, широко размахнувшись, плашмя
хряпнул прикладом о большой округлый валун. Брызнули щепки. Изуродованное
ружье Валентин забросил на середину реки, после чего молча ушел к себе в
палатку. Видевшая все таборщица оробела и долго не решалась никому об этом
рассказывать, но все-таки не выдержала, однако ей мало кто поверил: это ж
надо окончательно чмыхнуться, чтобы так обойтись с прекрасной централкой
отменно кучного боя... В тот вечер он долго лежал без сна, хотя утром
предстоял тяжелейший маршрут, рассчитанный как минимум на пятнадцать часов
непрерывного хода. В голову лезли мысли, раздражающе противоречивые, никак
не желающие укладываться хоть в какое-то подобие системы. Так продолжалось
до тех пор, пока не припомнились вдруг читанные однажды стихи: