"Владимир Митыпов. Геологическая поэма" - читать интересную книгу автора

нудно просачиваться:
- ...Золото...золото... Смолоду старатель я был первейший, и отец мой
был старатель... Местов моих заветных никто не узнат... Все мое... Один было
вызнал, да токо опосля того недолго прожил... Грех и муки принял я, а никому
не выдал... Оно и посейчас мое... Не выдам, не-ет... Золотишко...
И, навязанное этими словами, возникло видение: берег таежной речушки с
низкой надпойменной террасой [1], заросшей мелким кустарником, стена
деревьев поодаль, густой подлесок; человек копает шурф, копает сноровисто,
уверенно, ибо место сие он выследил, как выслеживают по следу зверя, - шел с
низовьев, промывая русловые пески и по мере продвижения встречь течения
убеждаясь, что золотых крупинок на дне очередного промытого лотка становится
все больше; он копает увлеченно, с азартом охотника, настигающего зверя, и
не подозревает, что из глубины подлеска за ним наблюдает тот, кто издавна
привык считать эти места кровно своими. Копает старатель, с каждым ударом
кайлы, с каждым штыком лопаты углубляя свою могилу... Вот уже с головой
скрылся он в ней, только одно видно со стороны - как земляные губы отвала
размеренно выплевывают грудки песка. И тогда таившийся до времени в
подлеске, крадучись, приблизился к устью шурфа, вскрикнул дико и в клочья
разнес картечью вмиг запрокинувшееся к нему, искаженное ужасом лицо. Ушел он
не сразу - пришлось потрудиться, заваливая шурф со скорчившимся на дне
телом, тщательно разравнивать, после чего разводить там большой костер,
чтобы под углем и пеплом похоронить след копки и удобрить место для скорого
роста травы... Валентина вдруг осенило: ведь дело-то происходит на прииске
Забавном; ему самому нет еще и десяти лет, и вот сейчас разъездной
киномеханик, появляющийся здесь считанное число раз в году и неизменно
выпивший, крутит картину в тесной столовке, превращаемой в подобных случаях
в клуб. Старая лента то и дело рвется. Механик, невнятно ругаясь, что-то там
химичит нетвердыми руками, путает части, отчего действие фильма идет
рывками, невпопад, превращаясь в совершеннейшую дичь...
- ...Поди-ка докажи, что я убивец: у нас ить закон - тайга, медведь -
свидетель... Исправники за золото, при мне найденное, спрашивали строго, да
токо я-та не шибко под- далси им, властям-та... Не-е, паря, не знам, как оно
в городе, а у нас в тайге спокон веку так: что нашел, то твое - белка там,
аль кедрач, аль золотишко... Ну, томили меня сперва в кутузке, а опосля
свезли надолго в края дальние, гиблые, под злой караул...
Старик все бубнил, бубнил, и бесконечная нить его рассказа все туже и
туже обматывала голову Валентина, не давая ослабнуть мучительной боли.
- ...Нашелси товарищ мне лихой... Спознал, что ведомы мне места
золотые, да и говорит, бежим, мол... И третьего сомустил - парня здорового,
глупого... Побегли мы, паря, и все тайгой, тайгой, с большой опаской... Ох,
хлебнули лиха - ажник вспомнить страшно... И вот, паря, кады истощали,
изнемогли в смертный конец, мы с молодым-та и говорим, что, мол, надо людей
искать, каких ни есть, и поклониться им в ноги - наказывайте, как хошь, токо
не дайте помереть голодной смертью. А старшой-та наш тута шибко осерчал,
говорит, мол, таежному люду настрого велено убивать нашего брата, беглого,
отрубать ему руки по край ладони да сдавать те отрубки начальству, и за это,
мол, выдают им в награду куль муки. Так и застращал нас... А опосля тихонько
говорит мне: думашь, зачем я сомустил с собой этого здорового дурака? Знал,
сгодится он нам на мясо, кады крайность подойдет, - вот она и подошла...
Ладно, сгодился нам дурак...