"Ева Модильяри. Черный лебедь " - читать интересную книгу автора

любовь закончится подобным образом. Я отдала Эмилиано мою жизнь, все мое
будущее, а он так внезапно предал меня. Наш ребенок шевелился у меня под
сердцем, и мне вдруг захотелось, чтобы, когда он родится, на лбу у него была
маленькая ямка - тот же знак, что у его отца.
Прошли недели, месяцы, годы. Горе и ярость превратились со временем в
глубокую и мучительную боль. Я продолжала жить и писать. Без страсти, без
вдохновения. Это была единственная работа, которую я умела делать и которая
позволяла мне как-то существовать. Мне было сорок лет, и я вернулась к тому,
с чего начинала в далекие времена. Мне поручали самые мелкие и самые скучные
дела. Равнодушно смотрела я на своих более молодых коллег, полных честолюбия
и священного рвения, которые справа и слева обходили меня, не задев даже
локтем. Да я и сама отходила в сторону, давая им дорогу.
Иногда в качестве награды за мою безропотность и смирение меня посылали
куда-нибудь в качестве специального корреспондента. Но и там я занималась
вещами неинтересными, которых мои более ловкие коллеги старались избегать.
В тот раз меня послали на медицинский конгресс в Римини. Я должна была
описать "основные генетические причины, которые кодируют производство и
умножение протеина фиброклетки миокарда". Очень интересно, не правда ли?
Мне надлежало перевести на общепонятный язык то, что специалисты скажут
и напишут в своих докладах. Дело требовало терпения, ответственности,
профессионализма и при этом не приносило никакой славы.
Прошло пять лет после смерти Эмилиано. За это время я ни разу не
возвращалась в те места, где была когда-то так счастлива с ним. Я могла бы
найти оправдание, чтобы не ездить туда, но я просто положилась на судьбу,
перед которой всегда смирялась.
Майское солнце было уже горячим, а пахнущий морем воздух еще хранил
весеннюю свежесть, когда я припарковала машину на стоянке возле такого
памятного в моей судьбе "Гранд-Отеля", не столько гостиницы в стиле
"прекрасных времен", сколько памятника культуры, запечатленного фантазией
Феллини в нескольких самых знаменитых его фильмах. На террасе второго этажа
флаги европейских стран лениво полоскались по ветру.
Нетронутая чистота фасада вернула меня в прежние времена. Все осталось
таким же, словно не прошли годы, словно не было еще моей дочери, словно
Эмилиано, как прежде, ожидал меня в номере на втором этаже с большими
окнами, выходящими в сад, в котором на солнце сверкали серебристые брызги
фонтана.
Вдоль аллеи, ведущей к входу, как и раньше, был сделан бордюр из
полевых цветов. Я медленно шла и снова слышала мягкий вибрирующий голос
Эмилиано, который перечислял их названия: "Эти маленькие розовые чашечки с
трилистниками - Oxalis, а вон тот каскад из белых и лиловых цветов - это
Arabis Cau-casica..."
- Синьорина Арлет Аризи? - Мужской голос был полон удивления и
волнения.
Я резко обернулась, словно застигнутая врасплох.
- Доменико! - воскликнула я голосом, прерывающимся от рыданий, которые
внезапно сдавили мне горло.
Я протянула ему руку, которую он крепко и нежно пожал.
- Наконец-то, - сказал бармен, который, как всегда, был безупречен в
своем тонком белом пиджаке и черном шелковом галстуке-бабочке. - Наконец-то
вы вернулись!..