17. Вперед, за золотом

Бочка признал, что справедливо получил за мой разбитый нос, я, в свою очередь, признал, что у него не было иного выбора, кроме как разбить его, и все мы сошлись в одном: Грегсон что-то задумал (надеюсь, когда-нибудь моя мамаша смирится с тем, что ее жизнь станет гарантией тех многочисленных клятв, которые я давал, ручаясь ею).

– Значит, так, парни, если впредь Грегсон втихаря договорится с кем-либо о чем-либо, особенно насчет кого-то из нас, этот человек обязан прийти к остальным и сразу все доложить, понятно?

Народ в общем-то согласился с моим предложением, но в глазах Шпалы я ясно увидел ту троицу, которую исключили из Гафина не без нашей помощи. Я аккуратно упаковал эту картинку, спрятал ее на самое дно памяти, отогнал накатившее чувство вины и продолжил речь:

– У кого-нибудь есть идеи, к чему он устроил этот балаган?

– Наверное, опять захотел нас насадить, вот и все, – пожал плечами Котлета. – Да какая, на хрен, разница?

– Может, собирается устроить контрольную? – предположил Крыса. – Типа, «в какой части музея находится служба безопасности?» и тому подобное.

– Ага, или «помнишь, как тебе съездили по морде и отволокли в пункт охраны?», – скептически покачал головой я. – Контрольная тут ни при чем. Возьми хотя бы наш «экзамен», много ты чего написал? Нет, у Грегсона явно что-то на уме, и не сомневайтесь. Хотел бы я знать, что именно. Мое желание исполнилось на другой же день.

– Вопросы, вопросы, море вопросов. Они прямо-таки написаны у вас на лицах, – сказал Грегсон, обратив внимание на то, что наши с Бочкой физиономии еще и разукрашены синяками. – И вам, конечно же, нужны ответы. С чего начнем?

Пока директор думал, Фодерингштайн с Шарпеем придирчиво оглядывали класс. Грегсон откашлялся, тяжко вздохнул, словно готовясь к выступлению, и начал:

– Кто запомнил информацию о раннэмском кладе?

Шестнадцать пар глаз тупо уставились на директора. Он грустно ссутулился и поставил вопрос иначе:

– Кто помнит вчерашний день?

Немного помедлив, Крыса поднял руку; остальные продолжали пялиться на Грегсона, как бараны.

– Золото викингов, третье по величине захоронение, найденное на территории Британии. Об этом говорилось в музее, – подсказал Грегсон.

Я оглянулся по сторонам и увидел, как Четырехглазый лихорадочно записывает за директором, словно впервые об этом слышит.

– Ну да, помним, – наконец, подтвердил я. – А какое это имеет значение?

Грегсон мягко улыбнулся, а потом отправил весь класс в нокаут:

– Мы собираемся его взять.

В помещении повисла мертвая тишина, у всех точно отнялись языки. Взять его? Взять что? Золото? Взять в смысле «потрогать» или взять в смысле «забрать»? Что он имеет в виду?

– Я имею в виду, что мы собираемся его взять, – повторил Грегсон.

– Взаймы? – спросил Крыса, продолжая всей пятерней чесать затылок.

– Нет, не взаймы. Украсть. Мы собираемся украсть это золото.

Кое-кто недоверчиво рассмеялся, лишь меня новость почему-то не развеселила.

– Это шутка или очередной экзамен? – на всякий случай уточнил я, но Грегсон сказал, что ни то, ни другое.

– Все экзамены пройдены, в результате осталось шестнадцать человек. До сих пор мы с вами играли в игрушки, но отныне вам придется отработать свое содержание. Теперь ваш черед потрудиться для нас.

– Мистер Шарп учил нас, что преступление не окупается, – подал голос Трамвай.

– Нет, юноша, – возразил Шарпей, – я говорил, что большинство преступлений не окупаются. Не забыли принцип Гафина? Так вот, это один из тех редких случаев, когда риск совершенно точно оправдан.

– Как так? – задал вопрос я (по-моему, вполне резонный).

– Видите ли, осуществлять план будете вы, а не мы, – торжествующе произнес Грегсон.

Что ж, вполне логично. В конце концов, не для того же он нас собрал, чтобы мы финансировали затею.

– Мы? – нахмурился Четырехглазый.

– Да, да, мистер Ричардсон. Мы как следует натренируем вас, объясним, что нужно делать, снабдим необходимыми приспособлениями, отрепетируем всю операцию в школе, потом высадим вас возле музея, и вы заберете для нас это чертово золото, – безапелляционно заявил директор.

– Но ведь нас поймают!

– С чего ты взял? Ты даже не знаешь сути плана, бестолочь, – усмехнулся Шарпей.

– Он прав, нас обязательно сцапают, – поддержал Четырехглазого Шпала. – В музее полным-полно охранников, он напичкан видеокамерами, системами защиты, там кругом автоматические двери, небьющееся стекло и прочая фигня. Как мы через все это пройдем?

– Точно так же, как вчера. Войдете и выйдете.

– Чтобы ограбить музей, понадобится целая армия! – возразил Бочка.

– Нет, мистер Дикинс, армия ни за что не сумеет проникнуть в музей, не привлекая внимания, пронести нужный инструмент, выполнить операцию под носом у сотни охранников и миновать полицейское оцепление, когда поднимется адская суматоха, в то время как группа школьников… – Грегсон пожал плечами. – Кто подумает на группу несмышленых мальчишек? Никто.

– Особенно в такой идиотской форме, какую мы для вас выбрали, – со смехом добавил Шарлей. – Вы небось, вчера решили, что глупее наряда не бывает? Погодите, вот увидите, какие «хиты сезона» дожидаются вас в гардеробе.

Грегсон расхохотался вместе с Шарпеем, и даже у Фодеринштайна уголки губ чуть-чуть дрогнули.

Они не шутили. Грегсон, Шарлей, Фодерингштайн (и мисс Говард? Скорей всего) всерьез вознамерились натаскать нас, чтобы мы ограбили за них Британский музей.

В мозгах у меня все смешалось, я изо всех сил пытался осмыслить то, что услышал, а когда наконец мне это более или менее удалось, в голове крутилось лишь одно: насколько все это реально? Мой рот медленно растянулся в улыбке, и в последующие две недели она практически не сходила с лица Уэйна Банстеда.

Грегсон немного посвятил нас в историю своей задумки. Мысль украсть золото викингов возникла у него сразу, как только клад был обнаружен в Норфолке. Сперва он планировал устроить ограбление в дороге – ну, знаете, напасть на бронированный грузовик, связать водителей, «взорвать двери к чертовой матери» и смыться на трех микролитражках или что-нибудь в этом духе. Однако вычислить маршрут Грегсону не удалось; не успел он моргнуть, как все тысяча двадцать семь монет были надежно упрятаны в музейном хранилище.

Впоследствии Грегсон рассчитывал пробраться в музей через сточную канализацию, просверлить пол в хранилище и, устроив небольшой взрыв, добраться-таки до золота, но тут тоже ничего не получилось, потому что у него не хватило ума (в этом месте мы хором загоготали, не дослушав фразу) точно определить местонахождение монет. В каком сейфе они хранятся? Какой сигнализацией защищены? Через сколько срабатывают охранные системы? И т.д., и т.п.

Желанная цель продолжала манить Грегсона, он чертыхался, морщил лоб, кусал губы и размышлял о несправедливости жизни.

Через несколько недель музей решил выставить сокровище на открытую экспозицию – вероятно, чтобы еще сильней разжечь страсть нашего директора. Прохаживаясь по залу, Грегсон украдкой рассматривал защитные устройства, легким постукиванием пробовал стекло на прочность и внимательно наблюдал за охранниками, которые по пятам ходили за определенными людьми, вызывавшими у них подозрение, и время от времени, не сводя глаз с объектов слежки, по рации заказывали себе чай и бутерброды.

Именно тогда Грегсон заметил, что музей кишмя кишит детьми и подростками. Школьники лапали пальцами все подряд, постоянно задевая других посетителей музея громоздкими рюкзаками, болтающимися за спиной, причем внимания им охранники уделяли еще меньше, чем своей еде. Школьники свободно бродили по залам, приходили и уходили, растворяясь, словно туман, и безнаказанно унося в карманах всякую ерунду. Камеры слежения ничего не фиксировали, потому что были настроены на взрослых.

В зале, где выставили раннэмский клад, охрана не утруждала себя наблюдением за детьми – во-первых, их было чересчур много, во-вторых, ничего серьезного они натворить не могли: витрины сделаны из небьющегося стекла, а если эти балбесы и разобьют себе головы, то только друг об дружку, а посему черт с ними, пусть делают что хотят. Задача службы безопасности – выявлять серьезных нарушителей порядка, а не гоняться за пацанятами.

Как только Грегсона осенила эта мысль, план похищения вырисовался на девяносто процентов. Ему оставалось додумать всего десять процентов и найти подходящих детишек.

– Значит, вы – не настоящий учитель? – спросил Крыса.

– Слушай, может, тебе сегодня взять выходной? – отозвался Грегсон.

План, разработанный Грегсоном и его подельниками (в данном случае, Шарпеем, Фодерингштайном и мисс Говард), имел еще один очевидный плюс: в момент совершения преступления никого их них не будет поблизости. Это очень радовало Грегсона, которому, вопреки чаяниям правоохранительных органов, отнюдь не понравились шесть лет строгого режима в тюрьме Паркхерст.

– А как же мы, сэр? – поинтересовался Четырехглазый.

Наш Очкарик упорно обращался к Грегсону «сэр» еще целых две недели после того, как мы все перестали называть его мистером.

– В каком смысле?

– Нас тоже посадят в тюрьму, если поймают?

– Посмотрите на себя, вам же еще нет шестнадцати. Ну что с вами могут сделать? В худшем случае дружеские объятия, горячее какао и уик-энд в парке аттракционов. Вас передадут на попечение социальной службы для работы по программе защиты жертв. Пустяки, верно?

Шестнадцать угрюмых мин дали понять Грегсону, что его оптимизм не убедителен, и тогда он разбавил свой треп капелькой реальности.

– Ладно, может, в луна-парк вас и не поведут, но самое страшное, что вам грозит – это три года в Мидлсбро. Как вы думаете, а что припаяют за попытку ограбления нам с мистером Шарпом и мистером Фодерингеем?

– Нас отправят в Мидлсбро?! – ужаснулся Крыса.

– Между прочим, там очень даже неплохо. Я сам оттуда, – заявил Грегсон.

– Вы же говорили, что там отвратительно! Карцер, педики и все такое, – напомнил Крыса.

– Это ложь. Ай-яй-яй, какой я нечестный! – захихикал Грегсон и вышел из класса.

– И вообще, три года – не так уж много, особенно если выходе вас ждут сто тысяч фунтов, – подал голос Шарпей. – Каждого.

Принцип Гафина предстал перед нами в действии. И –да, Шарлей был прав. Оно того стоило. Еще как!