"Дмитрий Могилевцев. Земля вечной войны " - читать интересную книгу автора

в рацию, вызывая коллег. Вор хрипел и чуть-чуть шевелил руками - как
раздавленный жук. Юс писал идущую стеной, лязгающую дубинками о дюралевые
щиты когорту солдат. Падающих людей. Разбитое лицо женщины, разметавшиеся по
брусчатке светлые волосы.
Зимой мир вокруг Юса тускнел, засаливался, притирался к нему, как
старый, пропитавшийся кровью и жиром сапог к мозолистой пятке. Становился
площе, одномернее, вытягивался, превращался в тягостную, нудную, вялую
длительность. Будто грубая, серая, грязная холстина. А в ее прорехи
выглядывала война, - ярко, внезапной ночной вспышкой. Юс писал страх. Он
представлялся черным, утыканным острейшими иглами зверем.
Зимой Юс знал, где искать средоточие своих снов. Его город был замешан
на войне и рожден ею. Стертый почти в пыль после двух блицкригов,
возрождался он руками рабов войны, обильно поливших его улицы своими потом и
кровью. Войной пропиталось его прошлое и настоящее. В войну он, будто
корнями, вцепился огромными каменными штыками. К ним приводили молодоженов,
и перед горящим газом, рожденным болотным тлением и распадом, они клали
умирающие цветы. На Площадь они приходили и зимой - зябнущие, такие
крохотные перед опоясавшими постамент, вырубленными из камня лицами. А Юс
смотрел на них, оробевших, решивших соединиться, чтобы зачинать новые жизни,
и приведенных зачем-то в святилище мертвецов.
Война, задремавшая, как зверь в берлоге, где-то под тонкой городской
шкурой, под асфальтом и рыхлой почвой, проткнутой паутиной туннелей,
просыпалась здесь чаще всего. И однажды она коснулась Юса своим набухшим,
пульсирующим в истлевших жилах гноем холодным крылом.
В тот день Юс занес эскизы в общежитие, выпил с соседом жидкого, второй
заварки чая, налил в бутылку кипяченой воды, уложил планшет и пошел на
Площадь. По дороге купил французскую булку.
Следовало бы поесть основательнее, сидеть он собирался долго. Но Юс
решил, что наверстает потом: все равно, когда пишешь, есть не хочется. А в
общежитии осталась картошка, еще килограмма два, и майонез, и толика салата,
а на обратном пути в ночном магазине можно будет купить сливок и чаю, чтобы
наесться перед сном до отвала.
Юс доехал до Площади на метро, и вышел у Вечного огня. Осмотрелся, -
пустынно. Хорошо. По холодному апрельскому небу ползли редкие облачка. Было
холодно. Солнце уже низко висело над горизонтом, и лучи венчающей обелиск
звезды уже заискрились багрово-алым. Юс разложил планшет, достал из сумки
раскладной рыбацкий стульчик, уселся. Взял в зябнущие пальцы карандаш. Но ни
единого штриха положить на бумагу не успел.
На Площади вдруг стало очень тихо. Юс не сразу понял, что это из-за
внезапного, короткого грохота, мгновение назад стихшего. Потом, будто
плеснули стакан воды, сыпануло в стену битым стеклом, заскрежетала об
асфальт резина. Юс оглянулся: на Приречной улице, там, где сбегающая с холма
улица втекает в самое начало Площади, стала, уткнувшись радиатором в
подъезд, большая серая машина. Из задней ее двери на четвереньках
выкарабкивался маленький толстый человечек. Выбрался на асфальт, засеменил
резво - нога-рука, нога-рука, - и тут грохнуло снова. Резко, раскатисто.
Человечек тоненько завизжал, опрокинулся навзничь.
Юс стал судорожно покрывать штрихами бумагу. Исчеркал один лист,
сорвал, исчеркал второй. Выползшая из-под машины вязкая змейка вдруг
расцветилась, сверкнула, - и тут же из раскрытых дверей выметнулось