"Софья Могилевская. Театр на Арбатской площади (Повесть) " - читать интересную книгу автора

хотелось, однако подняла хохот на весь двор:
- Аи да лебедушки! Гусыни жирные, вот кто дочки твои разлюбезные...
Еле ходят, вот до чего отъелись на батенькиных хлебах.
Из сеней на крыльцо выползли Любаша с Марфушей. От сонной одури глазами
хлопают - что такое? Их-то зачем поминают? Экую рань крик подняли. Спать
бы еще да спать, а разбудили...
А на Саньку такое нашло, что и рада бы себя остановить, да куда там -
вскачь понеслась!
- Вот они, гусыни! Гляньте на них, на жирных. Да разве таких кто замуж
возьмет? В перестарках сидят и будут сидеть...
Кое-кто из соседей стал выходить на крыльцо. Что это у Крюковых
делается? Сроду такого не случалось. Крик. Ругань, Натюшки светы родимые,
да что ж это?
Лука подошел к Саньке.
- Замолчи, дура! Не срами на старости лет,- и, не удержавшись, двинул
ей здоровенный подзатыльник.
А Саньке того и надо было. Закричала громче прежнего:
- Видать, что ты мне не отец! Кабы отцом был, не поднялась бы рука...
Заступником стал бы! Разве отец даст над родной дочерью измываться?
Разве...- уткнув лицо в ладони, вдруг громко Заплакала и, рыдая,
кинулась за дом.
Лука стоял, будто онемевший. Степанида и та замолчала. Однако
ненадолго. Вспомнив, что Санька обозвала ее дочерей гусынями, вмиг обрела
голос. Накинулась на Луку:
- Так тебе и надо, простофиле! "Лаской, лаской с ней надобно"!.. Вот
тебе и лаской! Мало девку лупили, получай теперь...
Лука махнул на Степаниду рукой: молчи ты, не твоего ума дело! И,
понурившись, виноватый пошел за Санькой.
Она уже не плакала. Стояла в саду под яблоней. Глаза были сухи, лицо
бледно, только на щеках горели алые пятна - следы Степанидиных затрещин.
Лука подошел к ней.
- Санюшка, прости меня...
Санька не глянула на него, процедила:
- Бог простит.
И Лука понял: бог-то, может, и простит, а Санька не простила и никогда
не простит. Подумал: видно, и та, что в омут кинулась, оставив под кустом
младенца, великой гордыни была женщина.
А Санька, не повернув к нему головы, спросила:
- Сказывай, где репу копать? На ближних грядах или возле реки?
- Да ладно, не надо...
- Показывай, раз спрашиваю! - прикрикнула она на Луку. А часа через
два, лишь только он уехал на базар, Санька, умывшись, приодевшись, надев
на ноги праздничные сапожки, накинув на голову пунцовый полушалок,
последний подарок матери, пошла к воротам.
- Ты куда это? - вздумала остановить ее Степанида. Но Санька на нее
лишь искоса глянула, та осеклась и смолкла. Думала ли Санька в тот миг,
когда за ней, скрипнув, закрылась калитка, что слышит скрип этот последний
раз? Думала ли она, заложив за собой щеколду, что и это она сделала
последний раз? Нет, такого у нее в мыслях не было.
Просто хотелось ей в тот миг досадить мачехе и сестрицам. Пусть, пусть