"Юрий Моисеев. Титания! Титания! (Научно-фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

хотел, чтобы испытатели ни на секунду не забывали: они вторгаются в самые
сокровенные глубины материи, чтобы не забывали о том, что за участие в
экспериментах человека множество животных нашей планеты заплатили своей
жизнью. Человек не имеет права рассматривать животное только как источник
мяса, шкур, костей и информации. - Бледное лицо Ивана порозовело и в
голосе послышались металлические ноты.
- Не означает ли это, - холодно взглянул на него Майкл, - что испытателям
внушается некий комплекс вины?
- Вряд ли это входило в намерения конструктора.
Спустившись в холл, Майкл направился к выходу, но Иван жестом остановил
его и подвел к витрине, где лежало несколько книг в темно-багровых
переплетах, а поодаль - фолиант в обложке радостного пурпура.
- Вот наши книги жизни и смерти. Это, - легко коснулся Иван книг в
переплетах цвета запекшейся крови, - книга смерти. Здесь животные и птицы
планеты - жертвы человеческой цивилизации. А в этой книге жизни, - лицо
его словно засветилось, когда он открыл первую страницу пурпурного
фолианта, - названы животные, возвращенные к жизни. Конечно, - уточнил он,
- не только нашим Генетическим Центром, но и остальными Центрами на
материках. Эти новые страницы истории человечества, точнее, человечности -
самое драгоценное наше завоевание.
- Может быть, ты знаешь, Иван, - задумчиво сказал Майкл, рассматривая
витрину, - в древнем зоопарке Нью-Йорка за клетками со львами и тиграми
был павильон, в котором содержалось "самое опасное животное на Земле", как
гласила надпись. Когда посетитель опасливо заглядывал за бронированную
решетку, то обнаруживал себя: задняя стенка клетки была зеркальной. И
все-таки все было бы блестяще, - продолжал Майкл, - если бы не ваш излишне
сентиментальный "Феникс", которого вы практически обожествляете. Не
удивлюсь, если окажется, что вы ежедневно совершаете перед ним намаз и
только после этого приступаете к работе.
- Ты слишком преувеличиваешь нашу правоверность, - усмехнулся Иван, -
атавистическую веру в святость авторитетов. В конце концов мы никогда не
устраивали аутодафе для еретиков.
Майкл скептически хмыкнул, скользнув взглядом по его напряженному лицу,
потом примирительно сказал:
- Ты знаешь, я с детства не любил всякие торжественные церемонии, шеренги
марширующих девиц во главе с тамбурмажором и прочую дребедень, хотя у нас
это стойкая традиция, и никогда не верил в душеспасительность изречения,
что, мол, в споре рождается истина. Его любят повторять выпускники школы,
обожающие прописи.
- Когда-то Фрэнсис Бэкон взял на себя труд сопоставить полярные по смыслу
народные пословицы - наверное, ему осточертели ссылки на здравый смысл. И
что же получилось? - иронически улыбнулся Иван. - Каждая пословица
по-своему была весьма убедительной. Где истина?
- Хотел бы я обнаружить среди этих истин хотя бы одну в защиту "Феникса",
- отмахнулся Майкл от спора. - Мне он, признаться, действует на нервы.
- В свое время в Голландии сделали манекен-автомат для обучения
стоматологов. Если студент ошибался и сверло бормашины входило в десну,
автомат дергался в кресле, имитируя боль, а из десны выступала кровь,
конечно, лишь имитация. Сопоставь этот примитивный автомат с "Фениксом".
- Утешение слабое, - буркнул Майкл. - Вы видите в "Фениксе" некое