"Юрий Моисеев. Титания! Титания! (Научно-фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

безотрывно глазеть на сверкающую новую машину, что Иван и Алексей
переглянулись и невольно рассмеялись.
- Да, Алеша, в жизни не думал, что мне доведется увидеть кентавра за
штурвалом аэролета, - полушутливо-полусерьезно сказал Иван, - но, видно, я
заблуждался.
- Ах, если бы только довести до конца задуманное!
- Не сомневаюсь, - буркнул Иван, - что от тебя можно ожидать всяческих
чудес. Имей только в виду, что Советом Центра в этом году руководит
Дуглас. А уж его характер ты, наверное, знаешь. Старая квакерская закваска
может вдруг забродить. Ладно, оттащи мальчишку, а то он своим копытом еще
повредит что-нибудь.
- Ну, как сказать, чья закваска покрепче, - ответил Алексей, жестом
подзывая мальчика, который с неохотой оторвался от созерцания аэролета.
- Да, Алеша, тебе не кажется, что пора как-то окрестить твоих питомцев, -
крикнул Иван уже из кабины.
- Совершенно верно.
Алексей задумался и, лукаво блеснув глазами, сказал:
- Назову-ка я их Иваном и Марией.
- Как, как? - изумился Иван.
- Иван да Марья! - твердо ответил Алексей, взял мальчика за руку и
направился к Центру.


5

В огромном камине зала совещаний Центра гудело жаркое пламя, постреливали
несгорающие бревна, выбрасывая струйки пара на торцах, плавилась,
пузырясь, смола и скручивалась от жара кора. Рдели, мерцая, раскаленные
угли, и ровный успокаивающий поток тепла охватывал людей. Деревянные
панели стен, доходившие до потолка, и словно потемневшие от времени
тяжелые балки перекрытия создавали впечатление естественной и строгой
простоты, столь ценимой людьми кибернетического века.
А с дальней стены, касаясь левой рукой слегка приподнятого подбородка,
задумчиво смотрела глубокими синими глазами Жанна Самари, одна из
прелестнейших женщин древнего Парижа. Алая и кремовая розы на ее плече
словно окрасили волнением ее лицо, и радостные текучие тона картины
Ренуара теплом живой плоти светились в закатном солнце.
Председатель Совета пристально смотрел в зал голубыми выцветшими глазами.
Взволнованный гул собравшихся явно радовал его. Сотрудников Центра трудно
было удивить. Необычное, небывалое, немыслимое лежало в основе их работы.
Может быть, поэтому люди постепенно теряли способность удивляться. И
Дуглас при всей врожденной бесстрастности великолепно это понимал.
"По-видимому, эксперимент Васильева каждого затронул за живое, - размышлял
он. - Недаром у многих женщин, да и мужчин впрочем, чуть ли не слезы были
на глазах, когда Васильев шел с кентаврами в свою лабораторию. И выражение
у него было, - вспоминал Дуглас, - какой-то встревоженной нежности и
дьявольского вдохновения. Словно сам Пан направлялся в свой храм. Да, черт
побери!" Руководитель Совета Центра вздохнул и с любопытством покосился на
массивного человека, сидевшего рядом. А тот весело и пристально оглядывал
сидевших в зале, слегка поворачивая крупную тяжелую голову на сильной шее.