"Павел Молитвин. Ветер удачи" - читать интересную книгу автора

правления императора Кешо

Отложив Тилорнову самописку, Эврих закусил губу и в сомнении
покачал головой. Чем дольше он работал над новой своей рукописью,
тем меньше она походила на "Описания стран и земель"
достопочтенного Салегрина. Так оно, разумеется, и должно было
случиться: дорожные заметки путешественника неизбежно будут
отличаться от кропотливого труда землеописателя, безвылазно, если
не считать посещений блистательного Силиона, просидевшего всю
жизнь в Верхнем Аланиоле. Эврих, однако, так до сих пор и не
сумел решить: радоваться ему следует или печалиться по поводу
того необычного творения, которое выходит из-под его пера. Увы, в
нем не было ничего от ученого трактата, и более всего, хотя и это
сравнение являлось притянутым за уши, напоминало оно сказания о
Богах и героях минувших времен. С той весьма существенной
разницей, что писал он о своих современниках, живых и хорошо
знакомых ему людях. И следовательно, рассказ о них надобно было
вести как-то иначе, чем принято было у аррантов повествовать о
похождениях Прекраснейшей, проделках Вестника Богов и деяниях
Морского Хозяина, а у сегванов, например, о Храмне и Хегге.
Глядя на бегущие за бортом "Ласточки" длинные иссиня-черные
волны, молодой аррант пытался представить, как отнеслись бы его
наставники и товарищи по учебе в Силионской Школе к идее
расчленить его рукопись на две части, одна из которых,
предназначенная для ученых мужей, являлась бы продолжением
Салегриновых "Описаний стран и земель", а другая рассказывала о
Хрисе, Тразии Пэте, Хономере, Тилорне, Волкодаве, Кари, Ниилит и
всех тех, с кем пришлось ему пережить немало волнующих, а порой и
страшных приключений. На первый взгляд мысль эта, посетившая его
в Беловодье, куда перенесся он по воле Аситаха из Врат,
являвшихся в то же время мостом через Гремящую расщелину,
отделявшую Вечную Степь от Самоцветных гор, была дикой и едва ли
не кощунственной.
"Выпускнику Силионской Школы не пристало слагать в угоду
простонародью дешевые вирши и занимательные побасенки", - изрек
бы с презрительной миной щеголеватый Фелиций Тертц, твердо
решивший посвятить свою жизнь расшифровке клинописных таблиц
бесследно исчезнувшего с лица земли государства умбогу и немало
преуспевший на этом поприще. "Друг мой, одумайся! Какое дело
Взыскующим Вечных Истин до того, чьими трудами и при каких
обстоятельствах доставлены были, скажем, семена и луковицы
хуб-кубавы в Нижнюю и Верхнюю Аррантиаду? Неизмеримо больший
интерес представляют собой свойства этого дивного растения, о
коих и надлежит нам, проведя соответствующие исследования,
поведать в трактате, дабы облегчить труд лекарей и врачевателей
обоих миров", - ласково посоветовал бы ему престарелый Николас
Пагиари, отрываясь от склянок и реторт, в коих булькало, вскипало
или выпадало в драгоценный осадок то, что превращалось им
впоследствии в чудодейственные мази, порошки и микстуры,
исцелявшие от ломоты в костях, глухоты, желудочных колик,