"Павел Молитвин. Лики контакта" - читать интересную книгу автора

силе", связавшей древних египтян с обитателями доколумбовой Америки. О том,
что Сфинкс, известный нам как "человеко-лев", прежде, вероятно, был просто
гигантским каменным львом, смотревшим в день весеннего равноденствия 10450
года до нашей эры на своего зодиакального собрата, а ныне устремившим взор
на Водолея. Это было по-настоящему интересно! Это давало масштаб и
перспективу, а всем нам полезно иногда отвлекаться от сиюминутного, дабы
задуматься о вечном. Да-да, я тоже готов ухмыльнуться и вспомнить Гавриила
Степановича из "Театрального романа", патетически восклицавшего: "Эх,
деньги, деньги! Сколько зла из-за них в мире! Все мы только и думаем о
деньгах, а вот о душе подумал ли кто?" Но это же правда!
Появление черных пирамид всколыхнуло что-то в душах, заставило нас с
изумлением осмотреться по сторонам. И что же? Прошло две-три недели, месяц,
и мы ими уже накушались. Мы забыли о них, и по телику опять с утра до ночи
травят про очнувшихся от дремы террористов, экстремистов, маньяков и о
всевозможных стихийных бедствиях. На экраны вернулись телесериалы? около
двадцати штук в день. Все-все вернулось на круги своя...
- О, Антонио, не видел ли ты мои прокладки? - трагическим голосом
вопросил я, услышав жалобные вопли очередной страдающей Марии.
- Шел бы ты, Миша... трудиться в комнату. И тебе телик мешать не будет,
и я от тебя отдохну, - ласково предложила Валька, и я потащил старенький,
купленный в комисе ноутбук в комнату.
- Чем занимаешься? - спросил я у Альки, намекая на то, что неплохо было
бы освободить мне стол.
- Редактирую Пришвина, - важно сказал он, старательно чиркая в
"Хрестоматии" для пятого класса карандашом. - Чудовищно пишет. Его бы из
вашего журнала поганой метлой с такими рассказами погнали.
- Это верно, - согласился я, подумав, что тезка мой - Михаил
Михайлович - скорее всего не стал бы пристраивать свои опусы в наш журнал.
- Иди-ка, дружок, за секретер, мне тут поработать надо, - сказал я не
понимающему тонких намеков сыну, и тот, сделав мне козью морду, освободил
стол, на который я торжественно водрузил своего маленького помощника.
Подпер голову руками и уставился в закатное, исчерченное перламутровыми
облаками небо...
Точно такие же перистые облака плыли над черной пирамидой, на которую
мы с Валькой и Алькой поехали взглянуть в прошлое воскресенье. Мы доехали на
метро до станция "Московская" и пошли к памятнику защитникам Ленинграда,
называемого в народе "Стамеской". Чудовище это всегда производило на меня
тягостное впечатление: мало того, что обелиск и впрямь сделан в форме
стамески, так под ним еще и карикатурно крохотные бронзовые человечки
мечутся - ужас какой-то!
Алька углядел черную пирамиду уже от универсама, примыкавшего к
универмагу "Московский", но целиком мы увидели ее, только дойдя до начала
Московского шоссе. Она высилась на месте парка Городов-героев и была
окружена наспех поставленным бетонным забором. Выглядела черная пирамида
впечатляюще, но по-настоящему оценил я ее размеры, только заметив стоящий
подле нее храм Георгия Победоносца.
- Ух ты! Здорово смахивает на террикон! - сказала
Валька, повиснув на моем локте. - А по телику она кажется не такой уж
большой.
На площади Победы царило оживление: съехавшийся с разных концов Питера