"Алексей Молокин. Лабух " - читать интересную книгу автора

складывал их рядком на неприбранную постель. За гитарами обнаружилась задняя
стенка, сплошь заклеенная фотографиями и плакатами. Там были портреты "The
Beatles", "Rolling Stones", "AC/DC", Элвиса Пресли и громадная фотография
группы "Роковые яйца". Судя по всему, эти яйца и в самом деле - круче
некуда! В подтверждение на заднем плане наблюдалась целая поленница явно
бесчувственных тел в экзотических нарядах. Может быть, это были поклонники,
вырубившиеся от переизбытка эмоций, словив мощный драйв "Яиц", а может быть,
представители враждебного музыкального направления, но, скорее всего, - и те
и другие вперемешку. Лицо одного из музыкантов, гордо опирающегося на
громадный боевой бас-бабочку - тот самый, - было обведено красным
фломастером, из неровного кружка торчала стрелка - символ Марса, а также
мужской силы и доблести. Рядом же красовалась надпись: "Лабух".
- Н-да, - Лабух стыдливо покосился на фотографию. - Были времена...
Наконец Лабух остановился на старенькой "Музиме". Гитара была - так
себе, ординарная, ничего особенного. Обычный полуакустик, сделанный в
подпольном цехе, рабочая гитара. Но Лабух ее переделал. Поставил на
штык-гриф новое лезвие, прямое, длиной в локоть, с желобком для стока крови,
вымененное в стежке-переходе у какого-то хабуша на два литра спирта. Хабуш
рассказывал, что клинок этот добыл давно, еще когда был зонгером. Получил на
вокзале от клятого в черной форме с серебряными молниями на рукаве. В живот.
После чего и стал хабушем.
Лабух осторожно взял несколько блюзовых аккордов. Подстроил гитару,
очистил от старой смазки, протер и проверил затвор. Потом. осторожно, в
четверть звука, наиграл кусочек какого-то известного рок-н-ролла.
Получилось! Пальцы, словно оголодавшие воробьи, торопливо склевывали
настоящие звуки, иногда, правда, промахиваясь, не то с отвычки, не то от
жадности. Но получилось! Не то чтобы очень, но с утра, да еще с похмелья!..
Вставил обойму. Протер инструмент чистой майкой, за неимением подходящей
тряпочки, и пальцем потрогал острый конец штык-грифа.
- Ничего, сойдет, - пробурчал он, очень довольный собой - мы с тобой,
Сэлли, и на музпехов, бывало, хаживали. Врукопашную. Как-нибудь проскочим. А
нет - так хотя бы молодость вспомним. Тем более что не хотим мы в клятые.
Убирая инструменты в шкаф, Лабух с вновь возникшей тоской подумал, что
чапок на углу уж точно открылся, что можно запросто сдать бутылки или
загнать деловым что-нибудь из имущества - только не гитару, но вот десяток
метательных дисков... И опять начнется ни к чему не обязывающее, вымывающее
душу круженье по знакомому до сблева кварталу. И день придет, и день
пройдет... Зато не надо никуда тащиться, не надо играть. Тут Лабух поймал
себя на том, что просто-напросто боится. Он не был уверен, что сможет
сыграть что-то путное после нескольких месяцев растительного существования,
и теперь трусливо пытался спрятаться за свое похмелье и никчемность. Это
было стыдно, только ведь стыд не всегда сильнее страха. Но проснувшаяся этим
утром, еще похмельная и оттого злая на Лабуха, госпожа Судьба сунула в руки
кофр с гитарой, запасную обойму и пояс с метательными дисками, а потом
решительно схватила за отвороты старой кожаной куртки и рышвырнула за дверь.
Черная Шер проводила хозяина внимательным взглядом своих прекрасных,
желто-зеленых, как спелые виноградины, глаз.

Глава 2. Подворотня