"Фантастика 2001" - читать интересную книгу автора (Сборник)1011Наверное, самое обидное вовсе не поражение. Полководец, который привел армии на поле брани мечтает о победе. Но и к поражению он готов. А вот к тому, что вражья армия, о которой донесли разведчики, бесславно потонет при форсировании мелкой речушки, или поголовно сляжет с банальной дизентерией - к этому не готовятся. Томилин долго смотрит на меня, прежде чем с неохотой кивает. – Наверное, вы правы, Карина. Наверное. Но черт возьми, как вы поняли? Проект готовили серьезные специалисты… кто вы такая, что сумели понять? – Кто я? - пожимаю плечами. Вопрос мне задали риторический, но почему-то я собираюсь ответить. Кто я? "Лабиринт" (Алый финал) Кто я? Я самая обыкновенная. Девочка компьютерного века. Одна из тех, кто учился буквам по клавиатуре. Одна из тех, кто рвался из дома не на улицу, а в сеть. Одна из тех, кто никогда не видел своих друзей. Одна из тех, кто привык быть кем угодно - вздорной грубоватой Ксенией, любопытной малолеткой Машей, писателем-детектив-щиком Романом, хакером Сёмой, солидной и умной Ольгой… меня было так много в глубине… Я самая обыкновенная. Просто я здесь живу. А энергичный и умный подполковник Томилин - работает. Да пусть я никогда не верила в дайверов! Пусть считала их сказкой. Но я же знала, о чем эта сказка: о свободе. О людях, которые не теряют себя в глубине. Не о волшебниках, творящих виртуальные чудеса, а о людях, научившихся жить в сети. И пусть теперь я работаю в МВД, пусть у меня есть звание и должность, но я - гражданка Диптауна. А уже потом - гражданка России. – Я самая обыкновенная, - отвечаю я Томилину. - Только я здесь живу. Понимаете? Это плохо, наверное, что я здесь живу. Я, может, так и состарюсь в этом теле. И по службе никуда не продвинусь, мне это неинтересно. Зато я вижу то, чего вы не видите. Томилин смотрит на Дениса, кивает, и тот быстро выходит. Косясь на меня… и, вроде бы, с симпатией. Неужели он тоже доволен, что проект по созданию дайверов провалился? – Начистоту… - хмуро спрашивает Томилин. - Вы довольны, что все так кончилось? – Конечно, - говорю я. - Извините… – Карина, но вы же понимаете, это ничего не изменит. Государству нужен контроль над глубиной. И не ради самого государства, ради мирных граждан, понимаете? – Нет, не понимаю, - честно отвечаю я. - Ведь мы справляемся сами. Худо-бедно, но справляемся. Разве в настоящем мире у нас не осталось работы? – Мы? - подполковник интонацией выделяет слово. И я киваю: – Мы. Те, кто живет в глубине. – Это ваш настоящий облик? - неожиданно спрашивает Томилин. Таких вопросов не задают. Даже нижестоящим. Но я снова решаю ответить: – Да. – А у меня - не совсем, - он внезапно улыбается. - Нехорошо получается… Ну и что вы напишите в отчете? – Чистую правду, - отвечаю я. - Что ничего, заслуживающего служебного расследования, в тюрьме не обнаружено… за исключением мелких нарушений трудовой дисциплины. У меня, правда, были сомнения. Показалось, что в тюрьму ухитряются проникать посторонние. Но теперь-то я понимаю - это лишь часть программы перевоспитания осужденных. Томилин кивает. – Разрешите идти? - спрашиваю я. - Мне надо заняться отчетом. – Я завтра буду в управлении, - говорит Томилин. - Со своим отчетом. В девять ноль-ноль. Насколько я понимаю… согласно правилам хорошего тона… мне надо показаться вам в настоящем облике. Это так неожиданно и трогательно, что я с трудом сохраняю невозмутимое лицо. Интересно, он мудр и седоволос, или молод и энергичен? Интересно, конечно… – Половину ночи я провожу в глубине. А в девять утра еще сплю, - отвечаю я. - Извините. Конечно, если это приказ… Томилин качает головой: – Нет. Не приказ. Не смею больше вас задерживать. И на какой-то миг мне кажется, будто я вижу его - настоящего. Не молодого, и не старого. Человека лет сорока, который упрямо учился работать на компьютере, пытался постичь глубину - не из любви к ней, не из любопытства, а лишь потому, что был соответствующий приказ. Одинокого служаку, поднаторевшего в кабинетных играх, но тоже не из любви к ним, а ради того, чтобы делать свое дело. Мне даже становится его жалко. Но жалость - это не то, ради чего я готова просыпаться в девять утра. – Всего доброго, - говорю я, прежде чем уйти. Памятник Последнему Спамеру все так же облеплен молодежью. В глубине много памятников, совсем несложно получить кусочек места и воздвигнуть там все что угодно. Вот только популярность памятника отследить нетрудно. Неудачные, возле которых никто не встречается, густо засиживают голуби, потом зеленеет бронза и крошится мрамор, а под конец приезжает грузовик из мэрии Диптауна и вывозит неудачное творение на свалку. Свалка вечна и бесконечна. Длинные ряды никому не нужных скульптур… страшненькое место. В общем-то, это конец всего в глубине. Здесь слишком много неудачных творений. Собранных из сэмплов опер, написанных левой ногой книг, безумных философских теорий и мертвых картин. Все они уходят в никуда, в вечное хранение на бесконечных виртуальных свалках. Но памятник Спамеру жив. И у его подножия очень мало свободных скамеек. Я нахожу лишь одну, покупаю в ларьке бутылку пива и сажусь - нарочито посередине скамейки, давая понять, что не жажду случайных знакомств. Ко мне и не подсаживаются. Мы научились уважать друг друга в глубине. Без бдительного надзора полиции, без суперменов-дайверов из МВД. Значит, мы что-то умеем? Памятники - это место встреч. Мне никто не назначал здесь свидания, но это единственный памятник, у которого мы встречались с Чингизом. И я сижу на скамейке. Пью холодное пиво - оно холодное ровно настолько, насколько это нужно. Смотрю в чистое небо. Когда я была маленькой, я однажды испугалась неба. Я с родителями была на море, и однажды, растянувшись на спине, посмотрела вверх. Небо было таким бездонным и чистым, что я поняла - в него можно упасть. Оторваться от горячего песка, нелепо взмахнуть руками и полететь вверх - в небо, которое станет бездной. А над головой закружится перевернутая земля, и плачущие родители, и задравшие головы зеваки, и качающие ветвями деревья. Они не упадут в небо, ведь они не знают, что в небо можно упасть… Как давно это было. А запомнилось. Вместе с паззлом, который я так и не смогла собрать. Вместе с первой влюбленностью, первой настоящей обидой, первым визитом в глубину, первым предательством… – Разрешите? Я скашиваю глаза на Чингиза. Киваю, и чуть сдвигаюсь в сторону. – Наверное, над нами стоит посмеяться, - говорит Чингиз вполголоса. - Все способности… они ничего не стоят, когда провайдер отключает тебя от сети. По одной лишь команде из МВД. – А как ты вошел? - спрашиваю я. – По старинке. С телефонной линии, - Чингиз садится рядом. – Я вас не сдавала, - говорю я. - За вами следили с самого начала. Просто шум поднимать было не выгодно. Поэтому игнорировали… а когда стало нужно - отключили. Он кивает. И молчит - хотя я понимаю, как ему хочется задать вопрос. – А как ты меня нашел? - спрашиваю я. - На мне маркер? Чингиз качает головой. – Нет. Я подумал, что встречаться принято у памятников… Дашь глотнуть? До палатки с бесплатным пивом - несколько шагов. Но я даю ему бутылку. И начинаю рассказывать то, что рассказывать не имею никакого права. То, как не становятся дайверами. – Спасибо, - говорит Чингиз, когда я заканчиваю свой рассказ. - Спасибо. Я верил, что ты все-таки на нашей стороне. – При чем тут я? Я же ничего не делала. – Делала, - уверенно отвечает Чингиз. - Ты не хотела, чтобы у них получилось. Может быть единственная из всех, кто наблюдал за экспериментом - не хотела. – Ну и что? Мало ли чего я не хочу. – Глубина - это больше, чем принято думать, - убежденно говорит Чингиз. - Это не только среда обитания. Это что-то еще. Мы - частички глубины. Она становится такой, какой мы хотим ее видеть. Если бы все хотели заполнить улицы штампованными дайверами - это бы случилось. Но надо было, обязательно надо было, чтобы кто-то из следящих за экспериментом не желал успеха этой затее… Смешной он. Взрослый ведь человек… – Ну хорошо, пускай это все моя заслуга, - соглашаюсь я. - Уговорил. Чингиз улыбается, и возвращает мне пиво. – Твой приятель, Стеков, он и впрямь отправился в тюрьму худеть? - спрашиваю я. – Бог его знает, - Чингиз пожимает плечами. - Я не всегда понимаю, когда он серьезен. Он и сам, наверное, не всегда это понимает… Карина? – Да? - все еще глядя в небо, отвечаю я. – Из меня никудышный ухажер, - самокритично признает Чингиз. Не сомневаюсь. На него, небось, еще со школы девицы пачками вешались. Такие учатся от подруг уворачиваться, а не ухаживать. – Но виртуальное пиво - это не самое лучшее, что есть на свете, - продолжает Чингиз. - Можно пригласить тебя в ресторан? Ух ты… Не было ни гроша, да вдруг алтын… И Томилин, и Чингиз. – Чингиз, - отвечаю я, морщась. - Хочешь, расскажу историю? – Расскажи. – У меня была в детстве игрушка. Паззл. Очень красивый… там был рыцарь и принцесса… они тянулись друг к другу. Я его собрала… весь. Только одного кусочка не хватило. Между рукой принцессы и головой рыцаря. Понимаешь, этот кусочек забыли положить в коробку! Чингиз молчит. – Я, наверное, такая принцесса, - продолжаю я. - К кому не потянусь - ничего не получается. И ты ко мне не тянись. – Знаю я про этот паззл, - вдруг отвечает Чингиз. Голос его меняется, становится смущенным, даже виноватым. - Ты в курсе, что все эти мозаики нарезаются случайным образом, по рассчитанным на компьютере схемам? – Ну… – У тебя бывало так, что вместо одного кусочка ты вставляла другой? И он вроде бы даже подходил… зазор оставался, но крошечный, незаметный… – Бывало. – Так вот, однажды паззл раскроили очень неудачно. Его стало возможно собрать двумя способами. Если собирать неправильно, то получались щели - но совсем маленькие, незаметные. А в центре оставался пустой кусочек. Скандал был чудовищный, не меньше трети купивших паззл собрали его неправильно, и засыпали фирму рекламациями. – Врешь? - растерянно спрашиваю я. - Ну не могло так получиться! – Случайно, может быть, и не могло, - признает Чингиз. - Но фирму хакнул по сети один молодой и не в меру бесшабашный русский хакер… он решил пошутить, посидел ночь за расчетами… и вовсе не задумался, что от этой шутки десять тысяч человек… Честное слово, Карина, потом я понял… Как жалко, что виртуальная посуда не бьется! Я обрушиваю бутылку на голову Чингиза, но он успевает отскочить. – Ты жалкий, гнусный, бесчувственный, трусливый урод! - я захлебываюсь в поисках подходящих эпитетов. - Ты! – Почему урод? - возмущается Чингиз, держась на безопасном расстоянии. - Карина, честное слово, я раскаиваюсь! – Знаешь, как я ревела? - кричу ему. - У меня, может, с тех пор психическая травма! За нами с любопытством наблюдает весь сквер. Включая прогуливающегося полисмена. Второй день подряд, на том же самом месте… Вот позорище-то… – У меня есть знакомый психоаналитик… - Чингиз ловко уворачивается. – Карина, ну прости! Я тогда был молодой и глупый! Я поворачиваюсь, и гордо иду прочь от памятника. Из толпы кто-то улюлюкает. Чингиз догоняет меня, и жалобно просит: – Слушай, это ведь было пятнадцать лет назад! Да убей я кого - меня бы уже выпустили! Карина, чем я могу… искупить? Останавливаюсь, меряю его взглядом. Говорю, чеканя каждое слово: – Завтра. В восемь. У моего подъезда. С букетом цветов и, учти, розы я не люблю. – В восемь… - страдальчески повторяет Чингиз. – В восемь вечера, - уточняю я. Не зверь же я, все-таки… – Мне, право же, очень стыдно, - снова начинает Чингиз. – Проваливай, и чтобы я до завтра тебя не видела! - командую я. Чингиз кивает - и растворяется в воздухе. – Дайвер… - только и говорю я. Прохожу еще несколько шагов - и начинаю смеяться. Над собой. Над маленькой девочкой, которая хотела собрать паззл побыстрее, и предпочитала не замечать неточностей. Придумавшей для себя целую философию. Над глупой девочкой, которая никак не хотела взрослеть. Интересно, за сколько дней я сумею собрать паззл правильно? |
||
|