"Фантастика 2002. Выпуск 3" - читать интересную книгу автора (Сборник)ГЛАВА ВОСЬМАЯ. День независимостиВостроносый «Ан-3» развернулся против ветра, нескончаемо несущего в океан клочья тумана, свирепо взвыл, наддал и оторвался от ВПП. Одно мгновение казалось, что он обломает стойки шасси о громоздящуюся неподалеку от станции стену материкового льда, - но обошлось, как обходилось всегда. Ныряя и раскачиваясь, биплан набрал высоту и лег на курс к полярной станции Амундсен-Скотт. Точнее - к когда-то полярной, а теперь экваториальной станции Амундсен-Скотт. Место проведения Конгресса по вопросам независимости Свободной Антарктиды напрашивалось само собой. Непрухин, правда, кричал, что делегатов надо собрать в Новорусской или Новолазаревской, от крайности расконсервировать Молодежную, без обиняков объявив ее столицей, но остался в меньшинстве. На подготовку ушло пять дней. Наконец с двадцати одной антарктической станции сообщили о готовности вылететь на Амундсен-Скотт, как только позволит погода. Чилийцы и аргентинцы уже успели заявить, что никогда не признают никаких решений самозваного Конгресса. Украинцы и поляки пока отмалчивались. В сплошной облачности прошли оазис Грирсона и трещиноватую зону, а над зоной застругов понемногу развиднелось. С высоты тысячи пятисот метров Ерепеев неласково оглядывал бесконечные гряды ледяных волн. Сверху они казались совсем нестрашными, даже красивыми. Но только тот, кто телепал по ним на вездеходе, ежеминутно то вздымаясь вверх, то рушась вниз, чиня на ходу сыплющуюся технику и яростно матеря любой объект, попавшийся на глаза, знает действительную цену этой красоты. Цена ей - угробленные вездеходы, вымотанные до предела нервы, сердечные приступы и желудочные язвы, иногда сотрясения мозга, пневмонии и почти всегда обморожения от починки гусениц и трансмиссии на открытом воздухе. Починил - и снова вверх-вниз… Говорили, что у бельгийцев один механик, обрабатывая особо мощный заструг, напрочь откусил себе половину языка и умер от болевого шока раньше чем истек кровью. Одни только новички в Антарктиде, подозревая розыгрыш, сомневались, что это правда. Прелестей зоны застругов Ерепеев вкусил предостаточно - кому же и вкушать их в первую очередь, как не начальнику транспортного отряда? И все же он, как и всякий нормальный человек, желающий еще пожить на этом свете, предпочитал заструги трещиноватой зоне близ края купола. Трещины близ Новорусской злы, но зона их сравнительно узка, куда уже, чем близ Мирного. Между прочим, это обстоятельство сыграло едва ли не главную роль в выборе места для новой станции. А что зона застругов здесь шире, чем у Мирного, то не беда. Заструги не трещины, их можно и потерпеть. Мало-помалу ледяная зыбь под крылом сошла на нет, а прорехи в серой пелене над головой стали увеличиваться и сливаться, выедая облачный фронт, пока, наконец, прямо сверху не ударило солнце, заставив вспомнить о темных очках. Континент засверкал, как пересохшее соляное озеро. Казалось, он радуется прямым солнечным лучам, желая показать себя во всей красе. – Сколько градусов за бортом? - перегнувшись вперед, крикнул Ерепеев пилоту в ухо. – Минус двадцать два, - проорал тот в ответ. - Теплынь! Да уж. На поверхности, надо думать, не ниже минус пятнадцати. На этих широтах феноменально много для рубежа февраля-марта… Тьфу! На каких таких широтах? Для нынешней широты этих мест, лежащих почти на экваторе, не феноменально много, а феноменально мало! А все купол. Холодильник. Когда еще он начнет всерьез таять… – Когда все это растает, а? - крикнул Ерепеев сидевшему рядом с ним Ломаеву. – Чего орешь? - недовольно прогудел тот, поковыряв мизинцем в ухе. - А? Что ты спросил - когда купол растает? – Вот именно. Когда. – Целиком? – Нет, блин, наполовину! Целиком, конечно. – А я знаю? Считать надо. – Ну хоть примерно? Аэролог пожал плечами: – Ну если ОЧЕНЬ примерно… Смотри: по периферии материка сплошной туман, что и понятно. Влажно и довольно тепло. Там лед будет стаивать сравнительно быстро, оазисы пойдут в рост. А над большей частью купола - сам видишь, мощный устойчивый антициклон. Отражение от льда практически стопроцентное. Температуры минусовые. Не знаю, как выйдет в действительности, но думаю, что муссонам этот антициклон окажется не по зубам. Значит, таяния льда не будет, одно испарение. Процесс не быстрый даже при солнце в зените… – Короче. Десятки лет? Сотни? Ломаев пожевал губами, отчего борода его пришла в движение. – Первые тысячи. – Точно? – От одной тысячи лет до трех, я думаю. Точнее - считать надо. – Ну и посчитал бы. – Ну и посчитаю, только не вдруг. Да и без меня посчитают, причем на хороших компьютерах и рафинированных моделях. Знаешь сколько факторов придется учесть? Тут так посчитают, что какую примут модель, таков и выйдет результат. Лично я никакому результату удивляться не намерен… – Но все-таки не раньше тысячи лет? – Четыре километра льда в момент не растают. Не боись, поездишь еще по куполу на вездеходе, попрыгаешь по застругам… – Не напоминал бы уж, - буркнул Ерепеев. – А что? – А то! Где мне сейчас надо быть? В вездеходе! А я… – Без тебя справятся, - сказал Ломаев. - Твои ребята - классные водилы. И Непрухин с ними. Знаю, что ты о нем скажешь, но от Востока к Мирному он уже однажды шел, тягач водить умеет… Подменит в крайнем случае. – Не должно быть никаких крайних случаев! Трещиноватая зона… – Они ее прошли. – У Новорусской - да. И по застругам пройдут: вдоль - не поперек! А дальше снова трещиноватая зона, так? И не разведанная! – Справятся, - успокоил Ломаев. - На вожжах пройдут. Не впервой. – В трещины проваливаться нам не впервой, это точно! Мне надо было идти, мне! Да я вообще не понимаю: на кой ляд нам сдался этот Шимашевич с его яхтсменами!.. Ломаев помолчал, ухмыляясь в бороду. – А зачем мы летим на Амундсен-Скотт - понимаешь? – Это да. Это - необходимость. Консолидация. И потом, общество решило, что от нас лететь должны ты да я… – И Шимашевич - необходимость. Ты знаешь, кто он такой? – Фамилию только слышал. Шишкарь какой-то «новорусский». - Ерепеев поморщился. - Нувориш. – Даже если бы он был просто нуворишем - все равно он был бы нам нужен. – Ну и что он может нам предложить? Ссудит деньги на первое время? – Оружие. – Что-о?!! – Только при сугубой необходимости. Вообще-то мы намерены поддерживать демилитаризованный статус Антарктики столько времени, сколько у нас получится. Наша сильная сторона - точное следование букве Вашингтонского договора. – Ну ладно. Деньги взаймы, оружие - и только? – Информация. Шимашевич на ней собаку съел. – И только-то? - с разочарованием произнес Ерепеев. Ломаев фыркнул. – Ты питекантроп. Тебя еще учить надо, что в современном мире ценнее всего… – От синантропа слышу. Значит, деньги, оружие в перспективе, информация… что еще? – Флот. Одну секунду «Е в кубе» сидел с раскрытым ртом. Затем затрясся от не очень-то веселого смеха. Картинно вытер якобы слезящиеся глаза. – Яхты, да? – Там еще судно обеспечения, - без тени улыбки пояснил Ломаев. - Даже два судна. Плюс катера - большие, океанские. Плюс танкер. Для начала хватит. Кнут есть, а лошадь будет. Объявим на весь мир: Свободная Антарктида располагает собственным флотом, как торговым, так и военным… Хотя что это я говорю? Только торговым, конечно! Ну, еще погранично-патрульным и рыболовным… – Хочешь, чтобы над нами потешались? – Обязательно. Между прочим, благодаря флоту возрастут наши котировки на Конгрессе… российские, я имею в виду. – Ты же вроде уже антаркт, а не россиянин, - подколол Ерепеев. – Я русский антаркт, - отрезал Ломаев. - Что тебе непонятно? – А, - глубокомысленно молвил «Ев кубе». - Ну, русский так русский. Допустим. Ты мне лучше вот что скажи: этот твой Шимашевич вообще мужик серьезный или так, шутки шутит? – Вот именно, серьезный. Для чего мы, по-твоему, с Игорьком столько времени убили на переговоры? А он сам? Для него время - деньги. – Надеюсь, оно того стоит, - с сильным сомнением в голосе проговорил Ерепеев. - И что же Шимашевич потребует взамен? Я не жадный, мне просто любопытно. Пост президента страны или удовлетворится всего-навсего местом в правительстве? Ломаев выдержал паузу - как видно, специально, чтобы до собеседника лучше дошло. Затем сказал, как отрезал: – Не должно быть никакого правительства. Не зря, ох, не зря наведывались к Шимашевичу зимовщики со станции Новорусская!! Объединенные общей улицей команды николаевцев, волгоградцев и кали-нинградцев не успели даже водку допить, как в таборе началось шевеление. Во-первых, матросы с «Кассандры» стали спешно сворачивать мангал у резиденции Шимашевича, а буфетчики - вожделенную пивную палатку. «Фестиваль» поднял якоря и сгинул в прибрежном тумане. А главное - по табору прокатился полугромкий шепоток: после объявленного совета капитанов гонка снимается с насиженного места и перебазируется к Новорусской. Капитаны, понятно, ушли на совет. Оставшиеся до-давливали столь любимый на постсоветском пространстве напиток и строили догадки - одна фантастичнее другой. Все оказалось еще неожиданнее. Вернулись мрачные капитаны. Быстренько помогли свернуть улицу Магеллана и доложили на «Кассандру» о готовности стартовать. – Трындец гонке, - сообщил Юра, когда команда «Анубиса» собралась в кокпите. - Россия объявила зимовщиков изменниками Родины и военными преступниками. А заодно предупредили Шимашевича, команды «Фестиваля» и «Кассандры» и экипажи всех российских яхт. Коллеги в панике. Все невольно оглянулись на соседствующие «Балтику» и «Царицу». – А… Украина-то что? - осторожно, словно боясь спугнуть пока еще ненарушенное гражданство, вопросил Баландин. – А Украина, как всегда, хитрожопее всех. Ни вашим, ни нашим. Из правительственного заявления вообще невозможно понять, поддерживает она Свободную Антарктиду или же осуждает. Но по крайней мере измену нам пока не шьют. – Не понял, - сказал Баландин, вздохнув с некоторым облегчением. - Что, Свободная Антарктида - свершившийся факт? – Угу. Шимашевич уже и фирму где-то там у себя в Швейцарии совместную зарегистрировал. Швейцарско-Антарктическую. Кроме того, земляки с Новорусской организовали какой-то там Совет. Типа временное правительство. Шимашевич наверняка уже там, причем не удивлюсь, если председателем. – Ха! - оживился Баландин. - Я же говорил - подождите малость, и наш папочка точно станет директором Антарктиды. А буржуи что? – Смотря какие. Америка злобствует. Арабы всяческие поддерживают. Россия - только на своих вызверилась, Антарктиду как таковую считает ничьей и неприкосновенной. Кстати, австралийские зимовщики и американские присоединились к психам с Новорусской. Даже в Совет вошли. – Не такие уж они и психи, как я погляжу, - буркнул Женька. – Ты еще самого интересного не знаешь. Чего учинили прибалты. – И чего учинили прибалты? – Ну, ежу понятно, что они Антарктиду поддержали. А вот в отношении своих яхтсменов… – Что, расстрел через повешение? - мрачно предположил Нафаня. – Наоборот! Они, понимаешь ли, гордятся, что среди первых граждан новоопределяющегося на лике Земли государства имеются и их соотечественники! И заявляют, что готовы в любой момент поспособствовать доставке семей всех эстонцев, латышей и литовцев на территорию Свободной Антарктиды, а также оставить всех их и гражданами своих прежних стран тоже! Доставка семей, между прочим, бесплатная! – Н-да, - Баландин задумчиво почесал в затылке. - Повезло прибалтам. А вот россиянам я не завидую. – Шимашевич вообще-то сказал: ничего россиянам не будет. В смысле тем, кто останется тут, а не тем, кто сдуру вернется. Кто вернется - тех, наверное, таки повяжут. Но как Россия дотянется до оставшихся в Антарктиде? Войска введет? Да фиг, ООН этого не допустит. Капитан пел явно со слов Шимашевича. – Скорее уж Америка не позволит, - фыркнул Баландин. - Что ООН? Пузатые бездельники-функционеры, не более. – А Америке, я в новостях слышал, уже лихорадится. Губернатор Техаса заявил, что сама Америка может служить идеальным примером новоопределившейся страны, просто у нее стаж солидный набежал. И что он от лица своих избирателей поддерживает Свободную Антарктиду. Сейчас в Америке жуткая ругня идет по всем этажам: остальные штаты определяются, с кем они - с президентом или с Техасом. И я бы на президента не ставил. Дайте закурить. Неожиданная смена капитаном темы повергла всех в глубокую задумчивость. Закурить Юре, конечно же, дали и огоньку поднесли. Но вот мысли упорно продолжали вертеться вокруг раскручивающихся на ледяном континенте событий. – Короче, - продолжил Юра спустя примерно минуту, - к послезавтрашнему утру каждая яхта должна сообщить свое решение. Кстати, если согласимся - мы все теперь, вместе с «Анубисом», станем державным антарктическим флотом. Баландин смешно хрюкнул и с иронией уточнил: – Военным? Или рыболовным? – Каким скажут, таким и станем, - невозмутимо отозвался Юра, стряхивая пепел за борт. - Кстати, Шимашевич еще заверил, что устроит вопрос с семьями всех остающихся яхтсменов, судей и обслуги. – Гляжу, ты для себя уже все решил, капитан, - спросил угрюмый Женька. - Так? – Так, - подтвердил Юра, вышвыривая окурок. - Я за то, чтобы остаться. – Я тоже, - встрял Нафаня. – Итого, уже половина голосов «за», - подытожил Баландин. - Знаете, лично я в Шимашевича верю. И могу рассказать почему. Вот прикиньте, мы в гонке в чем-нибудь нуждались? В жратве, там, вещах, судейских релизах? Правильно, не нуждались. И знаете почему? Потому что Шимашевич реально заботится обо всех, на ком стрижет бабки. Зуб даю, он и антарктов в обиду не даст. И потому я тоже за то, чтобы остаться. – А мой голос превратился, в сущности, в формальность, - грустно заключил Женька. – Ну, почему же, - не согласился Юра. - Ты можешь уехать. Но «Анубис», ты уж извини, останется здесь, раз большинство порешило податься в антаркты. – Да понимаю… - все так же грустно кивнул Женька. - Можно я до утра хотя бы подумаю? Как-то… не готов я вот так, сразу. Да и жене я бы позвонил сперва. – Тьфу, - Юра досадливо стукнул себе по лбу. - Об этом-то я и забыл. Все желающие посоветоваться с семьями могут в течение завтрашнего дня позвонить домой с «Кассандры». Мы по графику в полдень. Женька малость повеселел, по крайней мере лицо его перестало быть таким напряженным. – Эй, хохлы! - донеслось с соседней «Царицы». - Вы там что себе решили? – Решаем как раз, - зычно проорал Баландин. - А вы? – А что нам остается? - невесело ответил кто-то из волгоградцев, кажется, капитан, Леня Шпак. - Не в тюрягу же… Попробуем стать антарктами, раз не получилось стать людьми. – Мы тоже остаемся! - крикнул Баландин. - Только Женька еще колеблется, а мы трое решились. – Н-да. Были с вами земляками полжизни, потом развели нас политики эти долбаные, и они же, гляди, снова сводят. Гримасничает жизнь… С «Анубиса» ответить не успели. На берегу как раз, еле видная в тумане, взвилась ракета. – Десять минут до старта, - буркнул капитан. - Грот вира, потом отдать кормовой… Тянем на север, вдоль побережья. Новый табор будет у Новорусской. Баландин послушно полез с транца в резинку - отдавать кормовой и извлекать из подтаявшего льда вбитый кол. «Сколько нам еще так швартоваться, на кол во льду? - подумалось ему. - Хотя надо привыкать. Мы ж теперь вроде как антаркты…» Ко второй ракете Баландин был уже на борту. Резинку решили не сдувать - пусть себе болтается в кильватере, все равно гонке конец, обычный переход. Из тумана смутно доносились глухие голоса яхтсменов, треск шкотовых лебедок, хлопанье парусов. – Блин, - пожаловался Женька. - Чего это они нас своим ходом решили гнать? Побьемся же в таком тумане! Нет чтобы за катера уцепить - и караванчиком… – Льды, наверное, мешать будут, - предположил Нафаня. - Вклинится какой-нибудь айсберг между двух яхт, и чего? С катера ни бельмеса ж не видно. – Ну, да, - хмуро сказал Женька. - Катер Антарктиде дороже, чем какое-то там парусное корыто и пяток невольных эмигрантов… – Не боись, прорвемся! - Капитан унывать не собирался. - С купола дует ровно, нам вдоль берега, значит, пойдем себе спокойненько в полветра. От льдин отпихиваться уже пробовали. Кстати, Женька, давай-ка ты как самый могучий на бак. Отпорник там? – Там. И -Если что - кричи… Баландин как раз закрепил резинку, спрятал швартовы, кол и лодочные весла под кокпит и выбрался наружу. Встал у люка и зябко повел плечами. «Анубис» косо шел прочь от берега - капитан боялся в прибрежной толчее кого-нибудь протаранить. Или наоборот - что «Анубиса» кто-нибудь протаранит. Старт не прозевали только благодаря секундомеру - ракету видно уже не было, а слабый хлопок выстрела легко спутать с чем угодно - тюлень какой-нибудь местный безмозглый ластой по воде ляпнет или на «Кассандре» боцман уронит на палубу какую-нибудь железку… Проклятый туман искажал звуки до полной неузнаваемости. – Поехали, - сказал капитан. Баландин с Нафаней тут же подобрали паруса. «Анубис» заметно накренился - с купола дуло все-таки не слабо. Потом уселись по наветренному борту. Из тумана то и дело проступали контуры льдин. – Левее! - подсказал с бака Женька. Капитан послушно переложился. – Еще! Переложился еще. Остальные привычно, уже на полном автомате подрабатывали парусами. Проскользнули впритирку с большим айсбергом, по склону которого, весело журча, стекал неслабый ручеек. Так и шли, почти на ощупь, лавируя среди льдин. Часа через два экс-антимагелланов чуть кондратий не хватил - тех, что сидели в кокпите. За кормой шевелилась неприятно черная вода, вздымались небольшие бурунчики. Мерно билась пузом о волны буксируемая резиновая лодка. Кокпит на «Ану-бисе» был самосливной, так что от воды его отделяло от силы полметра. И вдруг, с плеском и брызгами, в кокпит влетело нечто черное, продолговатое, словно торпеда. Уперлось в пластик под брандер-щитом и тяжело забарахталось. Мгновением позже между основанием руля и левым бакштагом из воды высунулась оскаленная усатая морда, покрытая мокрой пятнистой шерстью. Клацнула зубами, шлепнула ластой по транцу и тяжело сползла вводу. Никто из яхтсменов, впрочем, не заорал с перепугу, только Нафаня, бросив к чертям стаксель-шкот, с невероятной быстротой отстегнул с палубы спинакер-гик и вытянул его в направлении нежданного гостя. А остальные проворно подобрали из кокпита ноги. Брошенный стаксель немедленно заполоскал, отчего встрепенулся и Женька Большой, которому с бака ничего не было видно. – Эй, чего там у вас? - рявкнул Женька. – Твою мать! - наконец-то сумел выдавить из себя капитан. Почему-то шепотом. Черное-продолговатое продолжало ворочаться в кокпите. Нафаня опасливо ткнул его концом спинакер-гика, а потом оно кое-как встало вертикально, привалившись спиной к наклонному борту, показало белое пузо, маленькую голову и клюв и стало понятно, что это всего лишь пингвин. Баландин выдал длинную непечатную фразу, облегченно вздохнул, но ноги в кокпит так и не опустил. – Да что там, бля, у вас? - вторично рявкнул Женька. - И стаксель подберите кто-нибудь! Нафаня, не выпуская из рук гика, дотянулся до шкота, подобрал, и стаксель наконец-то перестал полоскаться. «Анубис» сразу пошел бойчее. – Это, - прокомментировал капитан встревоженному Женьке. - К нам тут в кокпит пингвин запрыгнул. Вышеупомянутый пингвин, растопырив крылья, пытался шагнуть, но лапы скользили по мокрому да вдобавок наклонному пластику. – Пингвин? - зачем-то переспросил Женька. – Угу. И хорошо, что не запрыгнул тот, кто за ним гнался… - подтвердил Баландин. - Морду эту кто-нибудь видел? – Я - нет, - буркнул капитан. Он и вправду не видел преследовавшую пингвина пятнистую зверюгу, поскольку до рези в глазах всматривался в туман впереди. – Твое счастье, - заверил Баландин. - Зубы - больше карандашей. Говоря начистоту, зубы у морского леопарда куда меньше карандашей, но в данную секунду Баландин совершенно искренне верил в то, что говорил. – И башня, как у собаки Баскервилей! Во-от такая! - Баландин развел руки и показал нечто, напоминающее размерами крупный арбуз. Капитан опасливо оглянулся и насколько мог продвинулся вперед от транца. – Слышь, Нафаня! - обратился он к Мишке. - А вынь-ка на всякий случай ножичек. Самый большой, какой найдется… Нафаня закрепил шкот в стопоре и с гиком наперевес шагнул к люку. Пингвин смешно вытянул шею, еще сильнее растопырил крылья и издал странный звук, напоминающий шипение и клокотание одновременно. – Слушай, Олег! - обратился Нафаня к коллеге. - А они кусаются или как? – Да фиг их знает! - буркнул Баландин. - Жрут они вроде рыбу, а людям их бояться, говорят, нечего. – Ну так гоните его в воду! - сердито сказал капитан. Нафаня намекнул незваному гостю гиком в подмышку - пора, мол, и честь знать, давай, вали в свою пучину и греби к ближайшей льдине. Пингвин оказался сообразительный: шлепнулся на пузо и заскользил к транцу. На стопоре бакштага он застрял, бестолково молотя крыльями и суча ногами. Но кое-как ему удалось проползти и съехать в неприветливую околоантарктическую воду. – Ф-фу!!! - облегченно выдохнул Мишка. - Смылся, слава богу! – Нафаня, ножик! - напомнил капитан. Нафаня послушно полез внутрь и зашарудел на камбузе. – Вот так вот пристроишься на транце посрать, - задумчиво протянул Баландин, - задницу тебе и оттяпают… – За незалежность надо платить, хотя бы и задницей, - изрек Нафаня из камбуза и с грохотом что-то обрушил. – Так то в переносном смысле! – Угу. Будь добр, в следующий раз объясни это леопарду. – Остряк. Ты нож нашел, нет? Нафаня появился на палубе с тесаком таких размеров, что Баландин присвистнул: – Ну вот, теперь у нас точно военное судно… Посмеявшись, согласились. Нос «Анубиса» размеренно и даже как-то меланхолично раздвигал темную воду. О борта с шорохом терлись мелкие ледышки. – Как это - никакого правительства? – А вот так. Совсем никакого. – Ты шутки-то свои брось. - Ерепеев нахмурился. – Отшутили уже, - сказал Ломаев. - Уже неделю, как отшутили… кстати, сегодня исполнилась ровно неделя с нашего пьяного манифеста. Юбилей как-никак. Первый День независимости. – Предлагаешь отметить, что ли? – Не-е… - Ломаев замотал головой. - Исполнится год - отмечу, так и быть, но не раньше. Зарок дал. – Отрадно слышать. Так что насчет правительства, а? – Ничего. Кстати, а зачем оно Свободной Антарктиде? – Ну как это - зачем! Да хотя бы… – Что? – Чтобы править. – Не понял, поясни. Ерепеев морщил лоб, думал. – Монархию учредить хочешь, что ли? Абсолютную? А с барьера в океан ты не падал? – Нет и не хочу, - серьезно сказал Ломаев. - Поэтому мы и отказались от монархии… в смысле, и поэтому тоже. А кроме того, мы в манифесте уже объявили Антарктиду республикой. Главное, конечно, то, что при монархии у нас резко падают шансы быть поддержанными хоть кем-нибудь извне. Демократия - иное дело… – Погоди, погоди, - перебил Ерепеев. - Как это «отказались от монархии»? – А ты что, монархист? Вот уж не думал. – Я о другом! Кто отказался? Кто вообще это обсуждал? – Я, Непрухин, Андрюха Макинтош, Шимашевич и вот он. - Ломаев кивнул в тесный проход между двумя дюралевыми скамьями, где с самого начала полета сладко спал Джереми Шеклтон, поместив под себя надувной матрац и взгромоздив ноги на бочку с горючим, взятым на обратную дорогу. - Во дрыхнет, болезный. Суток трое не спал. – А на остальных, значит, тьфу? - заорал Ерепеев. - Ты у людей спросил, чего они хотят? Ты у меня спросил? Я твой начальник, между прочим! – Да ну? Ты мой начальник во всем, что касается Новорусской, с этим я не спорю. Разве я не выполнял твоих распоряжений? А насчет Свободной Антарктиды - извини, тут у тебя прав не больше, чем у меня или, скажем, Жбаночкина. Мог бы зайти к нам на огонек и принять участие в обсуждении - не как начальник, а как антаркт. Мы никого не гнали. – ..! – Не нервничай так, случится что-нибудь, - меланхолично проговорил Ломаев. - На борту валидола нет. – Не мог позвать, да? Вот так взял и решил за других? Знаешь, кто ты после этого? – Я все про себя знаю. Считай, что я позвал тебя сейчас. До приземления уйма времени, мы успеем обсудить все, что угодно. По-твоему, нации самоопределяются непременно в беломраморном зале с колоннами? Вынужден разочаровать: хорошо, если не в сортире. И потом, речь пока идет лишь о наших предложениях, а утвердит их Конгресс… если утвердит. Впрочем, кое-какая поддержка у нас уже есть… Ну начинай. – Чего? - Ерепеев зло сопел. – Обсуждать, конечно. Ты ведь что-то обсудить хотел, кажется? Или только мне в рыло заехать? Ерепеев демонстративно отвернулся и стал смотреть в иллюминатор. Минут через десять под крылом проплыли сугробы над занесенной снегом станцией Пионерская. До боли знакомое начальнику транспортного отряда место. Пилот покачал крыльями. Внизу проплывала история. Останься Антарктида на месте - все равно трасса санно-гусеничных поездов к Востоку прошла бы не здесь, а левее, от Новорусской, а не от Мирного. И первый поезд повел бы Ерепеев. Глупый вышел сезон. Мало того, что снабдить станцию Восток всем необходимым для зимовки не представилось возможным (а выяснилось это лишь перед отплытием из Питера), так еще и континент выдал такой фортель, какого от него не ждал ни один шизофреник, не говоря уже о людях в здравом уме! И вот тебе пожалуйста - Свободная Антарктида… Голова кругом. Восток так и остался законсервированным, и теперь никто не мог сказать, пригодится ли он когда-нибудь Свободной Антарктиде. Но трассу полета пилот удлинил так, чтобы большая ее часть проходила над прежним санно-гусеничным путем - в случае вынужденной посадки вблизи Пионерской, Комсомольской и Востока-1 можно было протянуть какое-то время, а на Востоке и вовсе оставался запас горючего и продовольствия, живи - не тужи хоть год. Пилот знал свое дело и не собирался помирать за здорово живешь. – Ладно, - сказал Ерепеев, подуспокоившись. - Говори. Какую такую демократию без правительства вы выдумали? – Непосредственную, - сейчас же отозвался Ломаев. - Как в Древней Греции. Общее голосование антарктов по всем мало-мальски важным вопросам. Нас тут всего-то несколько сот, связь действует, так неужто не договоримся? – Чуть что - референдум, значит… – Угу. – Не угукай, не филин. Значит, вообще без правительства? Ну а кто будет вопросы для референдумов готовить? А принимать быстрые решения, когда нет времени голосовать? А представлять Антарктиду за рубежом - Пушкин будет? Ломаев хохотнул: – Неплохо бы: его бы небось не арестовали за измену, постеснялись бы… – Я серьезно! – А я шучу, что ли? На первое время выберем, конечно, каких-нибудь представителей народа и президента-зицпредседателя. Построим для мировой общественности потемкинскую деревню. А потом примем закон о ротации, скажем, еженедельной. Ты еще не был президентом страны? Значит, будешь. Ты мужик авторитетный, никуда не денешься. – Иди ты знаешь куда… – Куда это я пойду из самолета? Ну скажи, тебе не хочется стать президентом? А ведь станешь когда-нибудь. – Если только это дурацкое предложение пройдет. – А ты что, будешь голосовать против? Ерепеев помолчал. – Нет, - сказал он изнывающему от любопытства Ломаеву. - Не буду я против. А только реально править будет не президент, не представители и не референдум всех антарктов, а этот твой варяг Шимашевич. Нет? Деньги-то чьи? – Отдадим, и очень скоро отдадим, - махнул рукой Ломаев. - Сомневаешься? – Еще как. – Зря. Экономический потенциал у нас будь здоров. Туризм - раз. Рыболовство - два. Да тут в холодных прибрежных водах на экваторе биомасса так попрет - успевай собирать! Думаешь, в манифесте о двухстах милях экономической зоны я зря сказал?.. Ну ладно, тебе одному признаюсь: пьян был, ничего не помню, но ведь и спьяну в точку попал! Да мы на одной рыбе разбогатеем! Продажа айсбергов нуждающимся в пресной воде - три. Австралийцы и калифорнийцы купят, доставка за их счет. Теперь это станет рентабельным, Шеклтон с Макинтошем уже прикидывали. Что еще, ну? Думай. Ерепеев наморщил чело. – Поставка пингвинов в зоопарки, что ли? – Мелко плаваешь. Да мы со временем зимнюю Олимпиаду сможем принять, во как! С горнолыжными трассами в Трансантарктических горах. Да мы какой угодно державе сдадим в аренду участок под космодром - экватор же, выгодно! Опять же и отработанные ступени ронять в океан удобно. А ископаемые?! Пустим к себе геологов - плати денежку, веди разведку пока что в оазисах, бури шельф. Но под нашим контролем! Кинутся как саранча и наверняка что-нибудь найдут. Думаешь, с Шимашевичем не рассчитаемся? С процентами? Ну скажи, что ты думаешь… Пролетая над озябшим необитаемым Востоком, пилот «Ан-3» снова покачал крыльями. Ломаев и «Е в кубе» этого не заметили. – Отели для туристов придется построить и места хорошие выбрать. Чтобы и лыжные курорты были, и купальные. Скоро во всех оазисах хорошие озера возникнут, чистые и незамерзающие… – Это потом, а пока с иностранных ученых групп деньги брать надо, скоро много их к нам понаедет. Пусть платят за право исследования. – А с корреспондентов? – По первому разу, пожалуй, только малую въездную пошлину, а потом поглядим, что о нас напишут и как покажут. Со злопыхателей - втрое за повторный въезд! – Лучше вдесятеро. – Да, и насчет хорошей обсерватории астрономам намекнем - в центре купола астроклимат лучше, чем на Мауна-Кеа… – Транзитные деньги за пролет гражданских лайнеров над нашей территорией… – Таможенные доходы… – Торговля лесом… – Каким лесом, ты чего, перегрелся? – В малой кальдере Эребуса растут елки. Немного, но есть. Представляешь, сколько будет стоить табуретка, сработанная из ТАКОЙ древесины? Думаешь, не купят? – Лучше сами купим мицелий каких-нибудь подосиновиков и будем продавать лицензии на право грибного сбора на Эребусе. И доход больше, и елки целы. – Живы будем, не помрем, - подытожил Ломаев и весело пихнул Ерепеева в бок. Ерепеев немедленно ответил тем же: – Да здравствуют антаркты, маленькая, но гордая нация! – Ага, и тебя проняло? - Ломаев просиял и неожиданно пнул ногой лежащего Шеклтона. Несильно. – Спит… – И так видно, что спит, - прокомментировал Ерепеев. - Вымотался человек. Чего ради ноги-то распускать? – А того ради, - понизил голос Ломаев, - что до меня только сейчас кое-что дошло. Как до жирафа. Ереме это слышать необязательно. Как ты думаешь, почему Родина не просто открестилась от нас, но и объявила нас преступниками, да еще всех списком? – Чтобы отмазаться. – Только-то? А поглубже копнуть не хочешь? Морщины на лбу Ерепеева собрались в чрезвычайно пересеченный рельеф. – Погоди… Ты хочешь сказать, что… – Вот именно это я хочу сказать. России в Антарктиде все равно ничего не светит, вот она и не оставила нам иного выбора, кроме как отчаянно добиваться независимости. Господи! В кои-то веки умный шаг во внешней политике! Одобряю. Да Свободная Антарктида для России стократ выгоднее, чем Антарктида поделенная!.. Дошло наконец? – Кажется, дошло. - Ерепеев был потрясен. - Так, значит, мы не изменники? – Не обольщайся. Лично я в ближайшее время в Россию ни ногой. Знаешь, здесь тоже лед, но все же теплее, чем в Магадане. Лучше останемся антарктами, согласен? – Придется, - вздохнул Ерепеев. Ломаев самодовольно подбоченился, черт ему был не брат: – А разбогатеем - все у нас будет! Из Австралии утконосов выпишем, вон Игорек Непрухин о них давно мечтает… – На кой черт нам утконосы? - изумился Ерепеев. – Чтобы были! - отрезал Ломаев. Могучая борода аэролога топорщилась дикой метлой, глаза блестели. Глядя на него, хотелось расправить плечи. «Ан-3», чуть заметно ныряя в слабых воздушных ямах, тянул к станции Амундсен-Скотт. |
||
|