"Элизабет Мун. Дары ("Наемник")" - читать интересную книгу автора

бороздку, и двинулся по ней, на этот раз медленно, чтобы не сбиться,
надеясь, что никакая змея не попадется ему под ноги в этом непроглядном
сплетении трав. Вдалеке вздымались голубоватые холмы, но он не мог
определить, сколько до них пути.
Закат застиг его все в тех же лугах, все так же медленно продирающегося
сквозь цветы. Он утоптал маленький пятачок, по центру которого пробегала
бороздка тропы, и сел на траву. Сзади и спереди тропинка скрывалась в
высоких зарослях, образуя чуть заметную брешь. Если бы он был какой-нибудь
мелкой зверюшкой, то мог бы путешествовать по ней, никем не замеченный. Эта
мысль позабавила его; он задумался: каково это - быть таким маленьким, чтобы
луг представлялся лесом? Когда он станет укладываться, можно будет, как в
норку, просунуть в эту брешь ноги.
Листья, те, что он нарвал утром, слежались в вялый, неаппетитный ком,
но он все равно сжевал их, стараясь не думать о своей семье, которая сидела
сейчас за ужином. Потом улегся на землю, но тут же вскочил - в бок ему
уперся сестрин подарок. Он вытащил его и провел пальцем по деревянному
лезвию. Света было еще достаточно, чтобы разглядеть, что оно немного
поблескивало там, где сестренка натерла его жиром, но уже не хватало, чтобы
различить узор, который ощущали пальцы, - какую-то резьбу на поверхности,
совсем неглубокую. Он поцеловал деревяшку, мысленно благословил сестренку -
пусть это и был бесполезный пустяк, но он был ее сокровищем - и улегся спать
с зажатой деревяшкой в руке.
Проснулся он в темноте с ощущением беспокойства и сначала не мог
сообразить, где находится. Рубаха задралась, и по голой спине гулял холодный
весенний ветер; он одной рукой одернул ее, но сон никак не хотел
возвращаться. Повсюду - вокруг него и над ним - перешептывались на ветру
трава и цветочные стебли. И еще что-то. Он уселся с широко раскрытыми
глазами. Что это за непонятное шевеление? Полевая мышь? Крыса? Или
горностай? А может, лиса?
Смех, зазвеневший вокруг, ошеломил его, как ушат холодной воды. Они
были повсюду, они окружали его, рваные тени в свете далеких звезд, с
оружием, которое уже упиралось ему в бока и спину.
- Смертный мужчина, ты вторгся в наши владения. Голос был совсем
тоненьким, тоньше голоска его младшей сестренки, но удивительно четким.
- Я не мужчина, - возразил он.
Это прозвучало так нелепо, что у него сорвался голос; он не раз
возражал отцу, что уже мужчина, когда тот слишком часто называл его
мальчишкой.
- Не мужчина? - переспросил голос насмешливо. Вокруг снова послышался
смех, потом снова все стихло. - А кто же тогда, если не мужчина? Ты слишком
высокий для народца скал, слишком некрасивый для эльфов, а раз ты умеешь
говорить, то не можешь быть зверем, хотя, конечно, запах...
И опять смех.
Он снова обрел дар речи.
- Я - мальчик.
Старшие обычно бывали более снисходительны к детям, чем к взрослым;
надо попытаться прибегнуть к этой уловке.
- А по-моему, нет, - заявил голос. - По-моему, ты взрослый мужчина, по
крайней мере кое в чем... - Голос явно намекал, в чем именно, и его бросило
в жар. - А поскольку мы нашли тебя спящим поперек нашего тракта и ты