"Фантастика, 2006 год. Выпуск 2" - читать интересную книгу автора (Сборник)Виктор Ночкин. КонсервыФранкский неф заметно уступал в скорости. Эдвин Золотая Борода приложил широкую ладонь козырьком ко лбу, прикинул расстояние, отделяющее драккар от добычи, и рявкнул: – Убрать весла! Под широким парусом в вертикальную полоску викинги настигнут неуклюжий неф до наступления темноты и без весел, а силы гребцам лучше поберечь до рукопашной. – А что, Эдвин, никак твоя удача к тебе вернулась? - прокаркал старый Эгиль Заговоренный. - Так долго ты искал добычи, а нынче - неф, набитый золотом? Конунг смерил воина хмурым взглядом - другой бы уже заработал в зубы за дерзкие слова, но седой старик пользовался неприкосновенностью… Поэтому Эдвин ограничился тем, что буркнул сквозь зубы: – Моя удача всегда при мне - понял, старик? – Нет, Эдвин… - Эгилю пришла охота поболтать, возможно, старик слегка волновался перед дракой. Все знали, что он отправился с Золотой Бородой в дальний поход, намереваясь погибнуть в бою, - нет. Разве ты хоть раз спрятал клад? Нет, ты тратил все, как простой викинг. А ты - вождь! Ты - конунг! Ты, Эдвин, должен был позаботиться, чтобы удача всегда была с тобою, чтобы никто не мог лишить тебя милости Одина. – Что-то ты разговорчив нынче, старик… Однако удача со мной, и это франкское корыто - свидетельство моим словам. - И громче, обращаясь ко всем. - Эй, готовьтесь, мужи добрые! – Да, - не унимался Эгиль, - нынче мне охота поговорить. Я знаю, что сегодня асы будут милостивы ко мне и призовут в чертоги Валгаллы. Я хочу напоследок дать тебе совет, мой последний совет. Этим вечером я буду пировать с асами, и никто не станет досаждать тебе старческим бормотанием, хе-хе… Послушаешь ли ты меня? – Ну, говори… Да побыстрее… Плюх-плих-тук! - две стрелы, не долетев, шлепнулись в волны, третья - слабая, излетная - стукнулась в борт. Еще немного - и стрелы трусливых франков смогут причинить вред. – После, старик! После битвы я послушаю тебя, Эгиль! К бою, мужи! – Но… – Я сказал - после! Торир, Йорд, на нос, Влад, бери лук! Влад Богомаз полез на мачту, прихватив лук и колчан. Сопляк, прибившийся к дружине на востоке, не мог тягаться с добрыми воинами в рукопашной, но луком владел неплохо. Уже давно повелось, что в драке его место было на мачте, чтоб не путался под ногами, а когда и помочь мог вовремя пущенной стрелой… – Но, Эдвин… – После, я сказал! - Золотая Борода натянул шлем и, потрясая секирой, побежал на нос. Франки убрали парус, их корабль лег в дрейф, медленно разворачиваясь, чтобы оборотиться к викингам высокой баковой надстройкой. Там вдоль леера выстраивались латники, и низкое солнце играло на начищенных до блеска бляхах и пряжках амуниции… Суда сблизились настолько, что франки уже пускали стрелы прицельно. Выругался вполголоса Торир, стальной наконечник срезал ему мочку левого уха. – Держи щит повыше! - буркнул Эдвин. Рядом звучно прочистил горло Эгиль, но - Один милостив - не стал заводить своего ворчания насчет удачи. Одна за другой две стрелы ткнулись в щит конунга, неприятно дернув руку. – Влад!… - Эдвин хотел было прикрикнуть на нерадивого юнца, но тот и сам сообразил - один из франков с воем свалился на палубу, остальные торопливо принялись поднимать щиты. Их предводитель, бестолково размахивая мечом, отдавал команды… Еще один латник, присев, схватился за простреленную ногу. Распоряжавшийся на нефе воин в кольчуге указал клинком на мачту, франки подняли луки повыше, намереваясь разделаться со стрелком северян. Викинги только этого и ждали - Торир и Йорд, привстав, завертели крюками, соседи прикрывали их, сдвинув щиты. Франки спохватились, да поздно - стальные зубья впились в борт нефа, сильные руки разом потянули веревки, разворачивая более легкий драккар бортом к борту франкского судна… Начальник франков, размахивая мечом, кинулся с бака вниз по лестнице, чтобы встретить северян, лезущих через борт. Латники толкались за его спиной. Влад снова показался из-за мачты и натянул лук, выцеливая противника. Издав боевой клич, Эдвин метнул топор и прыгнул на палубу нефа. Конунг страшно ревел, потрясая мечом, а рыжая борода металась по широкой груди, словно язык адского пламени… «…Да, следует посмотреть правде в глаза - нас стало слишком много. Как ни банально это прозвучит - нас стало слишком много и удачи не хватает на всех. Если отталкиваться от постулируемого Герриком закона стохастического распределения, придется признать - количество, условно говоря, везения является константой и с ростом населения планеты вероятность счастливого случая, рассчитываемая для каждого отдельного индивидуума, непрерывно уменьшается. Статистика неумолима - опросы, проводимые рядом авторитетных институтов, зафиксировали рост жалоб на невезение; количество выигрышей в лотереи остается прежним, но средняя сумма призов сократилась за неполные шесть лет на одиннадцать процентов, в том числе за семь месяцев текущего года - на два процента. Последний раз джек-пот в Гала-лотто был выигран более пяти лет назад, в Экспресс-Ц - четыре года восемь месяцев назад, менее популярные розыгрыши продержались дольше, но с учетом того, что сумма выигрышей там меньше на порядок, комментарии полагаю излишними. Одновременно с этим зафиксирован абсолютно пропорциональный рост числа самоубийств и психических расстройств на почве того, что мы можем условно отнести к областям, зависящим от стохастического распределения совпадений и удач. Я говорю о неразделенном половом влечении, разочаровании спортивных болельщиков, неудачах в азартных играх и тому подобном. Единственным островком счастья в море всеобщего разочарования продолжает оставаться Скандинавия. Норвегия, Швеция, Дания выпадают из общей печальной статистики. Упомянутые джек-поты были выиграны выходцами из Скандинавии. Шведы, норвежцы и датчане примерно в 1,4 раза чаще срывают банки в казино, нежели среднестатистический землянин. Суеверия объясняют это невероятное везение древними кладами викингов, зарытыми либо утопленными в болотах Скандинавии. Викинги, или, как их именовали в Западной Европе, норманны, приписывали кладам невероятные свойства - якобы человек, утопивший клад, консервировал собственную удачу, ибо удача считалась связанной с золотом и серебром, добытыми в походе, а в силу того, что безнадежно потерянный клад не мог отыскать никто - удача навеки закреплялась за «владельцем». Кстати, «владелец» - в данном случае понятие условное, он тоже не мог, как правило, добраться до собственного клада. В настоящее время обнаружено, по приблизительной оценке, около шестидесяти тысяч викингских кладов. К сожалению, далеко не все случаи зафиксированы, и это неприятное обстоятельство несколько уменьшает точность проведенной нашим институтом экспертизы, но я берусь утверждать - обладатели древних кладов не более удачливы, чем среднестатистический обыватель, во всяком случае, расхождение не превышает семи-восьми процентов… Тем не менее, раздутые слухи о «законсервированной удаче викингов» привели к распространению странных суеверий. Мои исследования неопровержимо доказывают - преуспевание экономики скандинавских стран банально объясняется притоком финансов из-за рубежа. Обеспеченные искатели легкой удачи арендуют болота и пустоши, проводят самостоятельные раскопки, надеясь отыскать викингские сокровища. Арендная плата, взимаемая скандинавами с легковерных, и является истинной причиной…» Алька зевнула и потянулась. Какой бред… Но зато текст более или менее однородный, минимум жаргона и терминология привычная… Вся эта наукообразная дребедень кочует из статьи в статью… За перевод с итальянского платят копейки, но здесь и работы немного. Первого латника Эдвин свалил молодецким ударом, второго оттолкнул щитом - пискнув по-крысиному, франк перелетел через борт и свалился в зеленую воду. Взметнулись брызги. Перед конунгом мелькнуло перекошенное от ужаса лицо, не латник - матрос. О такого Золотая Борода пожалел кровянить добрую сталь и просто ткнул в трусливую харю рукоятью. Матрос исчез. Конунг снова взревел, потрясая мечом - ему хотелось настоящего боя. Слева Торир и Эгиль теснили троих франков, справа… Справа блеснула кольчуга - вожак франков пробился к конунгу. Смачно ухнув, Золотая Борода рубанул сплеча - сталь столкнулась со сталью. В этот раз конунгу, кажется, достался достойный противник. Франк в кольчуге и шлеме, украшенном белыми перьями, ростом был на голову выше Эдвина, хотя и поуже в плечах. Но и силой его франкские боги не обделили. Редко кому удавалось сдержать удар конунга - а этот даже не покачнулся. Золотая Борода снова замахнулся мечом - но вместо того чтобы попытаться найти уязвимое место в доспехах противника, ему пришлось парировать выпад франкского меча - противник был, пожалуй, и попроворнее викинга. Эдвин справился с запалом и отступил на шаг, принимая на щит следующий удар соперника. Щит дрогнул, лезвие меча глубоко врезалось в дерево, полетели щепки… А франк уже снова заносил клинок. Обменявшись ударами еще дважды, Золотая Борода еще раз был вынужден отступить на шаг. Спустя минуту - снова. Нога почувствовала что-то мягкое и конунг прянул в сторону, опасаясь споткнуться. Сталь франкского меча просвистела перед самым носом… Эдвин, завопив, с разворота толкнул соперника щитом - удар угодил франку в плечо и тот наконец-то потерял равновесие и, в свою очередь, был вынужден отступить. Правда, щит викинга, надломленный ударами вражеского клинка, подозрительно хрустнул. Эдвин швырнул тяжелый щит в лицо франку и, ухватив меч обеими руками, с воем бросился на ошеломленного врага. Краем глаза конунг успел заметить, что мягкое тело на палубе, о которое он едва не споткнулся, принадлежало Эгилю… Теперь, когда конунг рубил сплеча, двумя руками - уже франку пришлось попятиться. Но воин не растерялся и теперь старался уклониться от выпадов конунга, выжидая момент для контратаки. Наконец ему это удалось - избежав конунгова меча, франк нанес хитрый удар наискось, слева вниз. Эдвин сперва не почувствовал боли - только словно холодом обожгло ногу повыше колена… Холодна франкская сталь… А потом горячая кровь - его, Эдвина, кровь заструилась по ноге. И пришла боль. Теперь конунг завопил в другой тональности… Франк промедлил мгновение, а Эдвин, разъярившийся от боли, ринулся на него, занося меч над головой. Удар! Поднятое для защиты оружие франка отлетело в сторону, шлем, череп и клинок конунгова меча развалились одновременно. Закованный в латы воин рухнул навзничь - так, что, кажется, палуба нефа дрогнула под ногами. А Эдвин остался стоять, с некоторой, пожалуй, растерянностью глядя на зажатый в руке обломок меча и морщась от боли в ноге. Вдруг конунг почувствовал одновременно чужеродную тяжесть на плечах и острую боль в плече. И злобный писк над ухом. Золотая Борода крутанулся на месте, не понимая, что происходит, тяжесть не исчезла, а боль стала резче… Потянулся левой рукой - тщедушная фигурка повисла на конунговой шее, вцепилась мертвой хваткой… Эдвин крутился на месте, пытаясь сбросить коварного врага, но тот лишь глубже вонзал кинжал. Еще раз… и еще… Никогда Эдвин не испытывал страха в бою, а вот теперь - значит, это и есть страх? Так вот каков он, страх? Вдруг враг дернулся, хватка ослабла… и худосочный франк сполз на палубу - пронзенный стрелой. Эдвин глянул на мачту драккара - нет, пусто. Богомаз уже стоял на палубе, сжимая лук. Спас, значит, сопляк, своего конунга… Золотая Борода покосился на убитого противника - мальчишка. Не иначе, оруженосец сраженного франкского начальника… А бой тем временем был окончен - удача снова сопутствовала доблестным сынам Севера. – Эдви-ин… Эдви-ин… - донесся слабый хриплый голос. – Жив, старик? - конунг склонился над распростертым на палубе Эгилем. - А я уж думал, ты с валькириями пируешь… – Я вижу… валькирию… Она не манит меня к себе… пока еще… - слабым голосом ответил умирающий, - а тебя… не вижу, Эдвин… Подойди поближе… Я должен… О, валькирия… – Я здесь, старик, я здесь. А хороша ли валькирия? Черные кудри? Меч в руке? Она влечет тебя в чертоги Асгарда? – Нет, конунг… Она сидит в странной комнате и не глядит на меня. У нее светлые волосы, совсем короткие… Короче, чем у мальчишки. Она не глядит на меня… Она не видит меня. Но я вижу ее… а тебя не вижу, Эдвин… – Я здесь, Эгиль, здесь. – Эдвин, я ухожу. Я должен сказать тебе, я должен… – Я слушаю, старик, говори. – Ты должен… спрятать клад… Иначе… Я вижу… удачу… Твоя удача… покидает… Она уйдет от тебя, конунг. Скорей… Клад… Пообещай мне, сын… Я любил тебя, как сына… Потому что мы… с твоей матерью… Эдвин… – Что? – Зарой клад, сынок… Удержи удачу… Но нет, не удержишь… – Что, Эгиль? Что?… «…что и является истинной причиной. Государства Скандинавии, осуществляя так называемую «земельную программу Эриксона», обеспечивают высокий уровень потребления. Высокий уровень жизни, царящее в обществе приподнятое настроение, уверенность в собственном преуспевании, вера в удачу, завещанную потомкам викингов - все это формирует образ сегодняшнего скандинава, оптимиста, удачливого игрока, неизменно веселого и доброжелательного… О позитивном мышлении и преимуществах оптимистично настроенного индивидуума уже написаны горы литературы…» Алька зевнула и, не прекращая набирать перевод левой рукой, правой потянулась в сторону - где-то там среди хлама, более или менее равномерно покрывающего стол, притаились чашка кофе и сигарета. Кофе или сигарета? На кого бог пошлет? «…Достаточно рассмотреть хотя бы ставшие классикой работы Гансона и Перковича - сорокапроцентное превышение скандинавами среднего уровня «удачливости» в казино - практически полностью укладывается в их расчеты…» Бог послал на пепельницу. Алька осторожно нащупала сигарету и поднесла ко рту… «Желающие могут обратиться также к…» Сигарета, оказывается, уже потухла. Алька наконец оторвала взгляд от укрепленного на стойке итальянского журнала и печально воззрилась на стройный столбик пепла, в который обратилась сигаретина. Не выдержав, должно быть, трагического алькиного взгляда, пепел отвалился от фильтра и спикировал на стол, переворачиваясь в полете и разваливаясь на неопрятные хлопья. Часть выгоревшего табака попала в чашку с остатками кофе… Оказывается, чашка стояла гораздо ближе пепельницы - надо же, не повезло. Теперь и кофе испорчен. Впрочем, он все равно успел остыть. Точно по теории - невезение за невезением… Алька привычно дунула вверх, оттопырив нижнюю губу - сдуть несуществующую челку. Короткая стрижка была практичней, но привычка сдувать нависающую прядь - осталась. Ладно, закончим перевод, а потом заварим кофе. Итак, что там дальше? «…фундаментальным трудам Уилкинсона, где неопровержимо…» Звонок издал визгливую трель - и кого это принесла нелегкая? Так и не закончив абзац (теория невезения опять одержала верх!), Алька нащупала ногами растоптанные тапочки, встала и поплелась открывать. Нелегкая принесла Толика. Когда-то учились в одном классе, даже сидели за партой целый месяц… Теперь тщедушный второгодник и неуч превратился в жизнерадостного преуспевающего щекастого владельца торговой фирмы. Толик изредка забегал «вспомнить молодость» - поболтать с человеком, не имеющим отношения к его бизнесу. Альке он мог жаловаться на конкурентов, выбалтывая какие-то важные, наверное, подробности… – Привет, Алевтина! – Алла… - этот обмен любезностями являлся привычным ритуалом. - Заходи, сейчас кофе сварю. – Ага, - Толик вручил хозяйке большую пеструю коробку конфет и посторонился в тесном коридорчике, пропуская Альку на кухню. - О, новая прическа? – Ну, так получилось. Случайно. Просто не повезло, тонер рассыпался, пришлось обкорнать. – На голову? Тонер рассыпался? – Говорю же - не повезло… – Бросайте эту падаль за борт! - Эдвин пнул мертвого матроса-франка. - Мы устроим Эгилю достойное погребение! – И Йорду с Ормом Черным, - буркнул Торир. – Что? – Погребение, говорю. Эгилю, Йорду и Орму Черному. – А, ну да, разумеется. И Йорду с Ормом. А потом мы повернем домой. На Север. – А может, лучше поищем здесь франков? - предложил Орм Рыжий. - Теперь удача только начала поворачиваться к нам… – Удача?! - рявкнул конунг, резко оборачиваясь к конопатому викингу. Заныло исколотое плечо… Проклятый франкский мальчишка… - Теперь ты будешь бормотать об удаче? Заговоренный перед смертью сказал, что я должен зарыть клад в Норвегии, только тогда удача будет с нами. Понял? – Кла-ад… - протянул Орм. - Прежде ты всегда раздавал на пиру… – Добычи хватит на всех! - отрезал Золотая Борода. - Этот неф вез богатый товар! А пир будет, и дары будут - не сомневайся. Или я должен сказать тебе складную вису о щедрости вождей, чтобы ты успокоился?… А я обещал Эгилю, что исполню его последнюю волю. Может, ты думаешь, что можно ослушаться совета воина, который, говоря со мною, уже видел не меня, а валькирию? – Заговоренный нынче крепко помог мне в драке, - поддержал конунга Торир. - можно сказать, что и спас. Так он видел валькирию? – Ага, говорил, что видит ее, но слышит только меня. И велел зарыть клад. А тебя он, говоришь, спас? – Точно. Худое дело - ослушаться совета человека, который видел валькирию. Не сможет Эгиль спокойно пировать в Асгарде, если мы ослушаемся. Слышишь, Орм? – А я что? Я ж только о нашем обычае… А если Эгиль видел валькирию… И еще спас тебя нынче… – Так и будет! Как сказал старик - так и будет! - конунг энергично рубанул ладонью воздух и едва удержался, чтобы не взвыть во весь голос от боли в плече. А ведь выходит, что Влад Богомаз нынче спас его… Надо будет дать сопляку двойную долю из взятого на франкском нефе… Но тогда другие мужи могут спросить - за что? Придется объяснять, что франкский крысеныш едва не прикончил Эдвина Золотую Бороду? Нет. Уж лучше удавить Влада, чтоб не болтал. Авось, никто больше не успел приметить… Конунг поймал на себе странный взгляд Богомаза и поспешно отвернулся. – А чем это ты тут занимаешься? - Толик, нацепив очки, склонился сперва к рукописи, потом - к монитору. - Уже перевела? «Если отталкиваться от постулируемого Герриком закона стохастического распределения…» Хрень какая-то. Алька, это что? – Я сейчас! Алька привычно разлила кофе по чашкам, привычно поморщилась, когда несколько капелек кипятка пролились на ногу - опять не везет - и, привычно подхватив поднос, направилась в комнату. – О, а ты в очках? Давно это с тобой? – Да вот, понимаешь, непруха какая… По пьяне с деревом поцеловался… Сотрясение мозга и еще какая-то хрень… Так вроде вижу нормально, а когда читать… – Что - так вот просто шел и - в дерево? – Почему - шел? - удивление Толика было искренним. - Ехал. На Вольво, как обычно. И знал же, дурень, сам знал, что пьяный - ехал сорок, не больше… А вот асфальт мокрый, разлила там масло какая-то тварь, что ли… В общем, не повезло. Такая хрень. – «Аннушка уже разлила масло»? – Тебе шутки… А у меня - одно к одному, просто черная полоса какая-то… Давай поднос… Так над чем это ты корпишь? Что за итальяшка? – А, подделывается под научную статью… Грациани какой-то. На самом деле - скрытая реклама. Наверняка турфирмы проплатили… Ой, я ж не сохранилась! Что ты делаешь? – Извини, я нечаянно… Вот хрень… Аль, прости. – Да ничего, только один абзац и пропал. Давай я его добью - пока еще не забыла, о чем речь. Откроешь пока свои конфеты? Под стрекот клавиш Толик, смущенно сопя, зашуршал упаковкой. Наконец сухой стук умолк. – Сохранилась? Так что за статья-то? – Ну, понимаешь, речь о том, что количество удачи в мире ограничено, а население растет… – И на всех не хватает? – Ну да. А ты тоже об этом слышал? – Слышал… Я думал, анекдот такой. Так что итальянец-то? – А итальянец говорит, что «законсервированное счастье норманнов» - это выдумки. Есть легенда, что викинги зарывали свои клады, чтобы сохранить удачу. А кто найдет - тот унаследует удачу. Консервы счастья, понимаешь? Толик, уткнувшись в чашку, промычал что-то утвердительное. – Вот… - Алька тоже отхлебнула. - А Грациани утверждает, что это выдумки и вместо того, чтобы арендовать землю в Норвегии и искать клад - лучше съездить в Италию. Прикосновение к древнему мрамору и все такое прочее… Но подает это в форме научной статьи, поэтому и обратились за переводом ко мне. – А… Реклама… Слушай, так это враки - насчет консервов?… Жалко. Мне бы маленько фарта не повредило, а то такая хрень… Дела паршиво идут… Валерчик, который «Эверест Лимитед», закупил у китайцев железо по дешевке. Я хотел его теснить, у меня французское б/у, а он, гад, хоть и китайское, зато свежак… Новое, блин, поколение. Алька вежливо покивала и сдула несуществующую прядь. – Так что, враки? - снова спросил Толик. - Мне кладик не помешал бы… Непруха такая, понимаешь… Ну, так все достало… – А если не враки? Ты что, в Швецию поедешь? – А чего? – Грациани пишет, что цены растут, уже свыше шестисот тысяч евро за квадратный километр. Потянешь? Толик хрюкнул в чашку: – Разве что пару метров. Как раз на могилку. – На могилку не выйдет. Это аренда на три месяца. При условии сохранности ландшафта. – Аренда… А в Италию дешевле? К древнему мрамору? Я уже готов хоть во что поверить… Такая, понимаешь, непруха… Такая хрень… Может, в Италию? – Ну, в Италию… Если не на известный курорт, так и вовсе дешево выйдет. Хочешь, я тебе подыщу что-то по проспектам? Съездишь, развеешься. Может, глаза подлечишь?… Ой, слушай, мне тут такое чудное название недавно попалось - Фортунатопопьюла. – Ух ты, фортуна? Это как, счастливая популяция? Счастливые люди? Счастливый народ? – Ну, типа того, - Алька отставила чашку и отважно полезла в груду рекламных проспектов, сваленных за монитором. Послышалось шуршание листов, Алька звонко чихнула. - Вот, гляди. Ты чего? Толик глядел сквозь подругу, словно не замечая ее. – Ты чего, Толь? – А? - одноклассник начал приходить в себя. - Фортунатопопьюла… Знакомое название… Слу-уша-ай, точно-о… Я, когда к глазному ходил, встретил Одеколоныча. Помнишь Одеколоныча? – Эдуарда Галактионовича, историка? Помню, конечно. Так что? – Ну, вспомнили детство золотое, перетерли с ним, то да сё… Потом в «Пальму». – Ты пил с Одеколонычем? - Алька от избытка чувств уронила проспект с Фортунатопопьюлой, левую руку прижала к щеке жестом удивления, правой едва успела подхватить нечаянно сбитую со стола чашку. – А чего? - Толик пожал плечами. - Я угощал. Когда Одеколоныч еще так похавает, а мне ненапряжно… Так он мне книжицу всучил. Такая хрень, у Одеколоныча нашего книжица вышла - и там про Фортунатопопьюлу эту тоже есть. Сейчас я в тачке возьму, погоди. Толик энергично направился к двери, но по дороге споткнулся о стопку итальянских журналов - сослепу, должно быть - и выругался. Потом махнул рукой: – Погоди, не собирай. Я сам. Вот вернусь и сложу эту хрень, пока ты одеколонычеву книгу будешь читать. Через несколько минут Толик возвратился и гордо протянул Альке тоненькую книжку в темно-зеленом переплете: – Такая хрень. Саги, ошибочно приписываемые Снорри Стурлусону. – Толь, - Алька по привычке дунула, оттопырив нижнюю губу, - ты чего? Ты откуда про Стурлусона знаешь? – А чего? Я ж не дебил, мне Одеколоныч все доходчиво развел. Да ты читай! Там про конунга Золотая Борода такая хрень есть, вот там. А я пока журнальчики твои соберу. Их по номерам или как? – Что?… - Алька уже принялась листать книгу, - А… Лучше по номерам. Хотя, вообще, пофиг. Слушай, интересно как! Он тут все с перекрестными ссылками, авторы саг были знакомы, или это вообще один и тот же… – Ну, а я чего? Одеколоныч сказал - труд всей жизни. Давай про Бороду. «…Там же, у итальянских берегов, встретили корабль богатого франкского ярла и сражались с франками до тех пор, пока не перебили их всех. Эдвин Золотая Борода первым прыгнул на борт корабля франков и своей рукой зарубил ярла, а тот был ростом семь локтей и с ног до головы закован в стальные латы. Удар Эдвина был столь силен, что добрый меч конунга разлетелся на три куска, а Эдвин прежде сразил этим мечом самое малое сорок человек и меч оставался цел. После этого конунг взял себе меч убитого франка, а самого вышвырнул за борт. Следом за сраженным ярлом Золотая Борода бросил свой сломанный меч и сказал так: – Я возьму твой меч, а тебе достанется мой и будет то добрая мена. В этом бою погибли три викинга, все - добрые бонды и храбрые люди: Орм по прозвищу Черный, Торир и Эгиль Заговоренный. А Заговоренным прозвали Эгиля за то, что он был уже старик и с самой юности всяким летом отправлялся в викингский поход и возвращался неизменно целый, без единой царапины. Потому и пошел о нем такой слух, что он заговорен от стали. А в этот раз Эгиль сам объявил, что желает честной смерти от меча, ибо заждались его чернокудрые девы Валгаллы. И в самом деле, на корабле франков он встретил честную смерть. А перед тем, как помереть, Эгиль просил валькирий подождать, пока он скажет последнее слово своему конунгу. И к умирающему позвали Эдвина Золотую Бороду и Заговоренный сказал: – Золото и серебро, что взял ты на этом франкском нефе, отвези в Норвегию и зарой клад, как подобает славному воину. Ибо я уже вижу, как удача покидает тебя, и если ты не поторопишься сохранить ее - иссякнет вовсе. Сказав это слово, Эгиль заговоренный испустил дух, и одним добрым мужем стало больше в дружине Одина. Эдвин же Золотая Борода сказал так: – Мы поступим по слову Заговоренного, ибо худое это дело - ослушаться мужа, глядящего в глаза валькирии. Один из викингов, именем Орм Рыжий, принялся спорить и возражать. Тогда Эдвин сказал такую вису: Раздающий кольца снова будет щедрым, Ясень битвы скоро будет мной доволен, Лишь земля Мидгарда дань мою получит. И вождя удача больше не покинет. Никто не осмелился спорить с конунгом и никто больше не советовал Эдвину ослушаться совета, данного Заговоренным перед смертью. Викинги пристали к берегу в местности, называемой Льянца, справили тризну и устроили троим погибшим товарищам огненное погребение на франкском нефе. Меньшую часть золота и серебра Эдвин раздал дружине, а остальное собирался зарыть в Норвегии, чтобы сохранить удачу. Но пророчество Эгиля сбылось даже быстрее, чем можно было ожидать, ибо один из дружинников, Влад из Гардарики, сбежал на берегу в Льянце, прихватив золото. Иные говорят, что сперва конунг разгневался на этого Влада за какую-то пустяковую провинность и хотел убить, так что Влад скрылся, спасая жизнь, и украденное золото - достойная месть конунгу. Иные же утверждают, что Влад сбежал по своей воле. Однако с той поры удача оставила Эдвина Золотую Бороду, он потерял корабль и на протяжении семи лет плавал под чужими парусами, в дружинах разных конунгов, получая раны в каждой схватке, не исключая и самых пустяковых драк». – Все. - Алька дунула вверх. - а где про Фортунатопопьюлу? Толик уже успел собрать все журналы и терпеливо ждал, пока Алька дочитает, сидя на стопке итальянской прессы. – А ты сноску глянь. – Какую сноску? – А там где слова «в местности, называемой Льянца». – А, да. Есть сноска: ныне город Фортунатопопьюла. – Алевтина! – Алла. – Ладно. Слушай, Алька, поехали в Италию. Посмотрим, что там, в этой Фортунатопопьюле, может, этот беглый там клад и зарыл? – С чего ты взял? – Ну, как же… Как он там появился, Влад этот, так и город переименовали в Счастливый Народ. Точно! - Толик заговорил с жаром. - Они там теперь все счастливые, потому что золото викинга им удачу приносит, поняла? Ну что, поехали? – А если нет там клада? – Ну так отдохнешь. При таких делах, как нынче, я скоро прогорю. Тогда и мне Италия не будет светить. Поехали, а? Пока я еще могу оплатить… Хоть отдохнем там напоследок, а? – Толь, ты это брось. Ты меня не интересуешь как мужчина. – А ты меня интересуешь, как переводчик. Поехали, Аль… Алька подумала, дунула на несуществующую челку и неожиданно для себя самой согласилась. В Фортунатопопьюлу добрались катером. Толик первым спрыгнул на причал и подал руку Альке. На лице галантного кавалера красовались большущие темные очки, скрывающие синяк. Подхватив баулы, Толик велел: – Аль, расспроси, где тут этот отель? «Фортуна» эта. Потом осторожно потрогал свежий фингал: – Ох… Чем это ты меня? Бутылкой? – Да уж не «Арифметикой» для четвертого класса, прошли те времена. – Да, хорошие времена прошли. Теперь счастье покинуло меня, я плаваю под чужими парусами и получаю фонари даже в самой пустяковой драке от лучшей подруги. – Толя, мы же договаривались… – Ну извини… Был неправ. Был пьян. Больше не повторится. – Вот именно. Потому что если повторится, я всем расскажу, что знаменитый российский маньяк-садист и приехал сюда лечиться от импотенции. Ни одна итальянка к тебе и на пушечный выстрел не приблизится. Идем-ка туда, вон такси. У водителя все узнаем, да и подъедем, если далеко. Полная итальянка в темном платье, восседающая за гостиничной стойкой, была поражена, когда Алька ей перевела, что требуются две комнаты. Как же так? Такой представительный сеньор и такая стройная сеньора… Ах, сеньорита… Ах, разумеется, у нее найдутся две комнаты… Чтобы рядом, да, две прекрасные комнаты, отличные комнаты, великолепный вид из окна, а уж перины такие мягкие, что если сеньор и сеньора, то есть сеньорита, то есть, разумеется, это не ее дело… Здесь говорили на каком-то местном диалекте, но Альку понимали без проблем… тем не менее, стрекотала итальянка непрерывно и сказала много лишних слов. Немного утешила ее просьба найти гида, знатока местных древностей и достопримечательностей - за отдельную плату, разумеется. Тетка пообещала к завтрашнему утру некоего Джузеппе Вера. Толик, уловив, о чем идет речь, сделал скорбное лицо и заявил: – А ведь один двухместный номер обошелся бы дешевле… Не бережешь ты моих денег, Алевтина… – Алла! – Ладно. А что ты ей сказала? – Что ты - русский резидент, а я - твоя радистка. Поэтому нам требуются две комнаты. Для конспирации. Завтра с утра сюда пожалует для встречи с тобой какой-то видный местный коллаборционист. – Это еще зачем? – Родину предавать. – Чего? Алевтина, что ты мелешь? – Алла!!! Я гида на завтра наняла, понял? Знатока местных древностей, чтобы все показал. Понял? Джузеппе Вера оказался тщедушным старичком в белом полотняном костюмчике, идеально выглаженном и украшенном алой розочкой в петлице. О викингах и зарытых кладах он не мог рассказать ровным счетом ничего. Правда, в позапрошлом веке здесь разбойничал знаменитый Монтольяцци… Как, сеньоры не слышали о Монтольяцци?… Хотя этот знаменитый человек разбойничал в местных горах недолго, два или три дня, а потом отправился на север… Как? Как вы говорите? Влад из Гардарики? Нет… Хотя… Здесь есть одно очень известное место, здесь - в Фортунатопопьюле. Пожарище, сеньоры! Пожарище, на протяжении восьмисот лет не заросшее травой! Там сгорела мастерская мессира Уладо, Дьявольского Художника. Идемте, идемте, Джузеппе Вера расскажет вам по дороге о Дьявольском Художнике… Итак, мессир Уладо. Никто не знает, как этот странный человек… и человек ли? Как этот странный сеньор оказался на берегу. Однажды он словно вышел из моря и не имел при себе ничего, кроме короткого меча и тяжелого сундучка, привешенного за спину на манер этих рюкзаков, которые таскает нынче молодежь. Он сказал, что хочет учиться живописи и, по совету жителей Фортунатопопьюлы, отправился в Пизу. Или, может, в Венецию, кто ж теперь помнит? Три года пропадал мессир Уладо в дальних краях и, наконец, возвратился в Фортунатопопьюлу. Он учился у лучших мастеров, говорят, и превзошел их в мастерстве. Платил же мессир Уладо за уроки золотом и необычайно щедро… Идемте, сеньоры, идемте, здесь уже совсем недалеко - вон за теми холмами. А потом Джузеппе сводит вас к развалинам римской крепости на горе Айкья… Так вот, мессир Уладо вернулся в Фортунатопопьюлу, купил пустующий дом в стороне от города и стал там писать картины. Ах, сеньоры, что это были за картины! Если он изображал лес, то каждый листочек в его лесу как будто дрожал под легким ветерком, если он писал море, то волны набегали на берег, оставляя пенные следы и пестрые раковины… Если он рисовал восход в горах, то вы, глядя на полотно, видели собственными глазами, как солнце поднимается все выше и выше, а склоны окрашиваются розовым и золотым… Словом, мир на картинах мессира Уладо был живым. Одно лишь было не под силу художнику - изобразить живых людей. Сколько бы ни пытался он изобразить людей, его талант, его счастье мастера неизменно изменяли ему. Однажды в Фортунатопопьюлу пожаловал сам святейший отец, чтобы заказать мессиру Уладо несколько картин… Да-да, даже папа римский не брезговал лично явиться к мастеру - сюда, в Фортунатопопьюлу. Так-то. И вот мессир Уладо задал вопрос папе - почему так выходит, что ему не удается заселить собственный мир? Папа выслушал дерзкую речь и сказал: – Твои слова - богохульство! Ибо в гордыне своей ты желаешь сравняться с самим Всевышним, создавшим мир и людей. Покайся и не смей произносить дерзких слов о созданном тобою мире. Есть лишь один Создатель. Вот после этого, говорят, мессир Уладо и обратился к Нечистому, умоляя научить его искусству изображения людей… Еще говорят, что сам Сатана явился к мессиру Уладо и дал тому желаемое, но поставил условием, что едва нарисует мессир Уладо портрет, как тут же нарисованный им человек умрет. Обретя жизнь на холсте, в мире художника - умрет в нашем мире. Мессир Уладо не мог решиться погубить кого-либо, не мог он и не воспользоваться даром Нечистого, ибо был художником и имел мечту…Знаете ли вы. Сеньоры, что есть счастье художника? Вот! Вот, сеньоры, то самое место, где стояла мастерская мессира Уладо, прозванного Дьявольским Художником. Можете убедиться, что за минувшие века пепелище не заросло травою. – Либо они сами регулярно здесь прополку устраивают, - хмыкнул Толик, оглядывая угольно-черный пустырь. - Надо же, и пылью, значит, не засыпало, землей там, камушками… – Что говорит сеньор? Что говорит сеньор? - всполошился Джузеппе Вера, уловив скептические нотки в голосе приезжего. – Не обращайте внимания, сеньор Вера, - успокоила гида Алька. Ей история понравилась. - А что было дальше? Как этот Уладо выкрутился? – Что значит «выкрутился»? В ту же самую ночь, когда Дьявол посетил мессира Уладо, мастерская сгорела… Но говорят, что случился пожар вслед за тем, как Дьявольский Художник изобразил самого себя. – Автопортрет? – Ну да! Он не пожелал отнять чьей-либо жизни, не мог и устоять перед соблазном испытать вновь обретенный дар… Он написал автопортрет, сгинул из нашего мира и живет теперь вечно на картине, как и было обещано Нечистым. На картине, в созданном его счастливой кистью мире! – Автопортрет? - переспросил Толик, уловив знакомое слово. - Себя, значит, нарисовал, гуманист? Вот хрень! Алька пожала печами и отошла в сторону. Ей показалось, словно кто-то позвал… но как-то непонятно, как будто из-под земли… Опустив глаза, девушка приметила странный предмет - черную пластинку, сливающуюся с угольным фоном. Нагнулась и подняла. Перевернула. Провела ладонью, стирая копоть и грязь. С нечеловечески талантливо исполненного портрета на Альку глядел человек в странной одежде. – Здравствуй, валькирия. Я долго ждал тебя… Человек на портрете подмигнул Альке. |
||
|