"Ги де Мопассан. Мушка" - читать интересную книгу автора

Ги де Мопассан

Мушка

Из воспоминаний любителя гребли

Он сказал нам:
- Много я видел забавных вещей и забавных девчонок в те далекие дни,
когда мы занимались греблей! Сколько раз мне хотелось написать книжечку под
заглавием На Сене, рассказать об этой жизни, исполненной силы и
беззаботности, веселья и бедности, неистощимой и шумной праздничности, - о
жизни, которой я жил с двадцати до тридцати лет.
Я служил, у меня не было ни гроша; теперь я человек с положением и могу
выбросить на любой свой минутный каприз крупную сумму. В сердце моем было
много скромных и неисполнимых желаний, и они скрашивали мое существование
всевозможными фантастическими надеждами. Теперь я, право, не знаю, какая
выдумка могла бы поднять меня с кресла, где я дремлю. Как просто, хорошо и
трудно было жить так, между конторой в Париже и рекой в Аржантейе! Целых
десять лет моей великой, единственной, всепоглощающей страстью была Сена. О,
прекрасная, спокойная, изменчивая и зловонная река, богатая миражами и
нечистотами! Мне кажется, я любил ее так сильно потому, что она как бы
давала смысл моей жизни. О, прогулки вдоль цветущих берегов, о, мои
друзья-лягушки, мечтавшие в прохладе, лежа брюхом на листке кувшинки, о,
кокетливые и хрупкие водяные лилии среди высоких тонких трав, внезапно
открывавших мне за ивой как бы страничку японского альбома, когда зимородок
бежал передо мною, словно голубой огонек! Как я любил все это, любил
стихийно, я впитывал в себя окружающее, и чувство глубокой безотчетной
радости волной разливалось по моему телу!
Как другие хранят воспоминания о ночах любви, так я храню воспоминания
о восходах солнца среди утренних туманов, этих легких блуждающих дымках,
мертвенно бледных перед зарею, а при первом луче, скользнувшем на луг,
начинающих восхитительно розоветь; я храню воспоминания и о луне, серебрящей
трепетную текучую воду таким блеском, от которого расцветали все мечты.
И все это - символ вечной иллюзии - рождалось для меня на поверхности
гниющей воды, которая несла к морю все отбросы Парижа.
А как весело жилось с приятелями! Нас было пятеро - целая банда теперь
солидных людей. Так как все мы были бедны, то обосновались в одной убогой
аржантейской харчевне и образовали там своеобразную колонию, занимавшую
всего одну комнату, в которой я и провел, бесспорно, самые безумные вечера
моей жизни. Мы не заботились ни о чем, кроме развлечений и гребли, так как
для всех нас, кроме одного, весло было предметом культа. Помню все те
удивительные похождения, невероятные проделки, на какие пускалась наша
пятерка шалопаев и каким никто бы теперь не поверил. Нынче уж так не живут,
даже на Сене: в современных душах умерла буйная фантазия, от которой у нас
захватывало дух.
Все пятеро мы владели одной-единственной лодкой, приобретенной с
большим трудом, и мы смеялись в ней так, как больше уж нам не смеяться. Это
был большой ялик, тяжеловатый, но прочный, вместительный и удобный. Я не
стану описывать вам моих товарищей. Среди них был один маленький, с
хитрецой, по прозвищу "Синячок"; был длинный, дикого вида, сероглазый и