"Ги де Мопассан. Дюшу" - читать интересную книгу автора

зарабатывает.
Почему бы ему не навестить неведомого сына, не называя себя, чтобы
сначала присмотреться к нему и удостовериться, нельзя ли при случае найти в
этой семье тихое пристанище.
Ведь в свое время он выказал щедрость, дал богатое обеспечение,
принятое с благодарностью, следовательно, он мог быть уверен, что не
наткнется на чрезмерную гордость. Эта мысль, это день ото дня возраставшее
желание съездить на юг преследовало его, как навязчивая идея. Барона
охватывало непривычное для него умиление при мысли об уютном солнечном
домике на берегу моря, где он найдет молодую, хорошенькую невестку, где
внучата бросятся к нему на шею, где он увидит сына - живое напоминание о
прелестном и мимолетном любовном приключении давних лет. Он жалел только,
что дал уже так много денег и молодой человек не нуждается: это лишало
Мордиана возможности предстать в роли благодетеля.
Он брел, размышляя обо всем этом, уйдя с головою в меховой воротник; и
вдруг у него созрело решение. Мимо проезжал фиакр; он окликнул его, велел
ехать домой и, когда заспанный лакей отворил ему двери, сказал:
- Луи! Завтра вечером мы едем в Марсель. Пробудем там, может быть,
недели две. Приготовьте все необходимое.

Поезд мчался вдоль песчаных берегов Роны, мимо желтых полей и веселых
деревень, пересекая обширную равнину, обрамленную вдалеке голыми склонами
гор.
Барон де Мордиан, проведя ночь в спальном вагоне, поутру с грустью
рассматривал себя в маленьком зеркальце несессера. При беспощадном свете юга
обнаружились морщины, которых он не видел у себя до сих пор, - признаки
одряхления, незаметные в полумраке парижских квартир.
Разглядывая уголки глаз, помятые веки, облысевшие виски и лоб, он
думал: "Черт побери, я не только потрепан. Я просто состарился".
И в нем усилилось стремление к покою вместе со смутным, впервые
зародившимся желанием покачать на коленях внучат.
Наняв в Марселе коляску, он подъехал около часу пополудни к одному из
тех южных загородных домов, которые так сияют белизной в глубине платановых
аллей, что слепят глаза и заставляют жмуриться. Шагая по аллее, он улыбался
и думал: "А здесь славно, черт побери!"
Вдруг из кустов выскочил мальчуган лет пяти-шести и застыл у дороги,
уставившись на чужого господина круглыми глазенками.
Мордиан подошел поближе:
- Здравствуй, малыш!
Мальчишка не отвечал.
Барон нагнулся и взял его на руки, чтобы поцеловать, но сразу же
задохнулся от запаха чеснока, которым ребенок, казалось, был насквозь
пропитан, и, поспешно опустив его на землю, пробормотал:
- О, это, наверное, сын садовника!
И направился к дому.
Перед самыми дверьми сушилось на веревке белье - рубашки, салфетки,
тряпки, фартуки и простыни, а гирлянды носков, висевшие рядами на протянутых
одна над другой веревках, заполняли все окно, точно выставка сосисок на
витрине колбасника.
Барон позвал.