"Ги де Мопассан. Натурщица" - читать интересную книгу автора

простору плавно катившейся реки.
Мы брели вдоль берега, слегка опьяненные тем смутным волнением, какое
вызывают такие волшебные вечера. Мы грезили о сверхчеловеческих подвигах, о
любви неведомых существ, прелестных и поэтических. Мы ощущали трепет
восторгов, желаний, небывалых стремлений. И мы молчали, завороженные свежей,
живой прохладой этой чарующей ночи, лунной прохладой, которая словно
проникает в тело, пронизывает вас, обволакивает душу, обвевает ее
благоуханием и затопляет счастьем.
И вдруг Жозефина (ее зовут Жозефиной) вскрикнула:
- Ой! Видал, какая большая рыба плеснулась?
Он ответил, не глядя, думая о другом:
- Да, милая.
Она рассердилась.
- Нет, ты не мог видеть, ты же стоял спиной.
Он улыбнулся:
- Ты права. Здесь так чудесно, что я замечтался.
Она замолчала, но через минуту не выдержала и опять спросила:
- Ты поедешь завтра в Париж?
- Право, не знаю, - проговорил он.
Она снова вспылила:
- Неужто, по-твоему, весело гулять, не раскрывая рта? Люди
разговаривают, если они не идиоты!
Он не отвечал. И тогда, отлично понимая своим порочным женским чутьем,
что выводит его из себя, она принялась напевать тот навязчивый мотив,
которым нам так прожужжали уши за последние два года:

Глядел я в небеса...

- Прошу тебя, замолчи! - прошептал он.
- С какой стати я должна молчать? - крикнула она в бешенстве.
Он ответил:
- Это портит нам пейзаж.
Разыгралась сцена, безобразная, нелепая, с неожиданными попреками,
вздорными обвинениями и, в довершение всего, со слезами. Все было пущено в
ход. Они вернулись домой. Он не останавливал ее, не возражал, одурманенный
божественной истомой вечера и оглушенный этим градом пошлостей.
Три месяца спустя он отчаянно бился в невидимых неразрывных сетях,
какими подобная связь опутывает нашу жизнь. Она держала его крепко,
изводила, терзала. Они ссорились с утра до ночи, бранились и даже дрались.
Наконец он решился покончить, порвать с ней во что бы то ни стало. Он
распродал все свои холсты, занял денег у друзей, собрал двадцать тысяч
франков (тогда еще он был малоизвестен) и однажды утром оставил их у нее на
камине вместе с прощальным письмом.
Он нашел пристанище у меня.
Часа в три раздался звонок. Я пошел отворять. На меня кинулась какая-то
женщина, оттолкнула меня, вбежала в дверь и ворвалась в мастерскую; это была
она.
Увидев ее, он поднялся с места.
Жестом, полным истинного благородства, она швырнула к его ногам конверт
с банковыми билетами и сказала отрывисто: