"Ги де Мопассан. Тунис" - читать интересную книгу автора

На самом деле Тунис - не французский и не арабский город, это город
еврейский. Это одно из редких мест на земном шаре, где еврей чувствует себя
дома, словно на родине, где он почти явный хозяин, где он держится со
спокойной уверенностью, хотя еще немного боязливой.
Особенно интересно видеть и наблюдать его здесь, в этом лабиринте
узеньких улочек, где движется, суетится и кишит самое яркое, пестрое,
расфранченное, переливающееся всеми цветами радуги, драпирующееся в шелка
красочное население, какое только можно встретить на всем этом восточном
побережье.
Где мы? В стране арабов или в ослепительной столице Арлекина,
наделенного высоким художественным чутьем, друга живописцев, неподражаемого
колориста Арлекина, который забавы ради вырядил свой народ с
умопомрачительной фантастичностью? Этот божественный костюмер побывал,
наверно, и в Лондоне, и в Париже, и в Петербурге, но, вернувшись оттуда,
полный презрения к северным странам, расцветил своих подданных с
безошибочным вкусом и с беспредельным воображением. Он не только пожелал
придать их одеждам изящный, оригинальный и веселый покрой, но и применил для
раскраски тканей все оттенки, созданные, составленные, придуманные самыми
утонченными акварелистами.
Одним лишь евреям он предоставил резкие тона, хотя и запретил им
слишком грубые сочетания цветов и с благоразумной смелостью ограничил
яркость костюмов. Что же касается мавров, его любимцев, флегматических
торговцев, восседающих в своих суках[4], или проворных юношей, или медленно
шествующих по маленьким улочкам тучных горожан, он разодел их, забавы ради,
в такие разнообразные ткани, что глаз, глядя на них, пьянеет, как певчий
дрозд от винограда. Для них, для этих славных восточных людей, для этих
левантинцев - метисов, происшедших от турок и арабов, - он собрал целую
коллекцию оттенков, таких тонких, нежных, спокойных, мягких, бледных,
блеклых и гармоничных, что прогулка среди них - истинное наслаждение для
глаз.
Вот бурнусы из кашемира, переливчатые, как потоки света, и тут же
лохмотья, великолепные в своей нищете, рядом с шелковыми геббами (длинными,
спускающимися до колен туниками) и мягкими жилетами, облегающими тело под
курткой, обшитой по бортам мелкими пуговками.
И на этих геббах, куртках, жилетах, хаиках играют, смешиваются и
наслаиваются друг на друга самые нежные расцветки. Все это розовое,
лазоревое, сиреневое, бледно-зеленое, пастельно-голубое, бледно-коричневое,
палевое, оранжевое, бледно-лиловое, красноватое, аспидно-серое.
Это волшебная процессия цветов от самых блеклых оттенков до самых
ослепительных, но и последние тонут в таком потоке сдержанных тонов, что
ничто не кажется резким, нет ничего кричащего, ничто не бьет в глаза на
улицах - в этих светлых коридорах, бесконечно извивающихся, стиснутых между
низкими, выбеленными известью домами.
Эти узкие проходы то и дело наводняются какими-то оплывшими существами,
бедра и плечи которых покачиваются, еле протискиваясь в этих проходах.
Существа эта носят остроконечный головной убор, часто посеребренный или
позолоченный, словно колпак волшебницы; сзади с него спадает шарф. На их
чудовищных телах - колыхающихся и вздутых горах мяса - надеты просторные
блузы ярких цветов. Бесформенные ляжки заключены в узкие, обтягивающие белые
кальсоны. На икрах и щиколотках, налитых жиром, вздуваются чулки или - если