"Даниил Лукич Мордовцев. Сидение раскольников в Соловках (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

звякала тяжелая цепь, замкнутая большим замком у горла, ключ от которого
был брошен в море. Оборванец держал в руках старую скуфейку, в которой,
скукожившись в комочки, спали еще не оперившиеся, с золотым пушком,
голубиные выводки. Оглянув круг и нагнувши свою косматую голову, подобно
барану, собирающемуся драться, он затопал ногами и, припрыгивая, запел
детским голосом:

Бушка-баран,
Не ходи по горам,
Убьют тебя -
Не пеняй на меня.

Многие вопросительно и испуганно переглянулись. Монастырь давно
привык к разным выходкам и причудам своего юродивого; но всегда искал в
его словах чего-либо пророческого, какого-либо иносказания и иногда,
конечно, большею частью уже впоследствии, когда какое-либо событие
совершалось, истолковывал их в пользу пророческого провидения своего
юродивого: "А вишь, Спиря-то блаженный предсказывал нам это тогда, да мы
то, грешные, не уразумели его святых словес, - говорили обыкновенно
монахи, когда случалось что-либо неожиданное. - Вон тады, как с Москвы нам
прислали книги с трегубым аллилуем да с треперстием, Спиря-то все нам пел
об трех "люлях" да об "гулях":

Люли, люли, люли,
Прилетели гули.

"...Ан стрельцы-то и были эти "гули" самые, а нам, глупым, и
невдомек; а "люли"-то была сама трегубая аллилуйя".
Так и теперь "бушка-баран" - это был не просто баран, а кто-либо
другой: либо монастырь, либо стрельцы, что под монастырь пришли. "Не ходи,
бушка, по горам, убьют тебя" - это что-то очень страшное. Кого Божий
человек предостерегает этим: братию ли, посланца ли этого? Кому быть
убитым? Эти тревожные вопросы возникали в душе каждого. Одним казалось,
что Спиря грозит посланцу, даже в него и лбом уперся; а другие явно
видели, что он будто бы показывал вид, что бодает отца архимандрита
Никанора.
- Гулюшки, гули, - забормотал вдруг юродивый, нагибаясь к своей
скуфейке, - а... проснулись, детки, естушки захотели.
Птенцы действительно подымали свои пушистые с неуклюжими ртами
головки и, видимо, искали пищи. Юродивый тут же сел наземь, вынул из
сумочки, что висела у него через плечо, горсть зерен, положил их себе в
рот, пожевал и пригнулся лицом к скуфье. Птички широко раскрыли красные
рты и сами полезли головками в рот юродивого.
Архимандрит Никанор, озадаченный было сначала появлением юродивого и
его загадочными словами, скоро пришел в себя и, обведя собор своими
волосатыми бровями, обратился к Кирше с угрожающим жестом.
- Поди, скажи твоему воеводе, чтоб он убирался подобру-поздорову:
обитель преподобных Зосимы-Савватия не петровское кружало.
Кирша выпрямился.
- Так это вы постановили? - спросил он глухо.