"Александр Моралевич. Пиф-паф, О-е-ей! " - читать интересную книгу автора

внештатнику, припас для меня рыжий вершитель судеб, зять Никиты Хрущева и
редактор "Комсомольской правды" А.И.Аджубей
-Я, конечно, не антисемит, - сказал богдыхан журналистики, - на
безродных космополитов облав не делаю, но фамилия у вас подгуляла. И если
намерены у меня сотрудничать, так только под русской фамилией Кленов.
И мать же честная, до чего наше отечество - не Соединенные штаты
Америки. Прослужи там в армии малую малость, даже кровинки в защиту
звездно-полосатости не пролей - и всё равно ты сразу в звании ветерана, с
уймой действенных льгот, уважений и преференций. А что же на родине? На
родине так: человек - это звучит: в морду!
И от большой обиды повлекся я после солдатчины за Урал и до Курил,
сотрудничал во всяческой печати и путешествовал. Было дело, хаживал я и с
тигроловами Трофимовыми, Богачёвыми. Ясно, как в известной опере, когда
многоголосо гремит хор в отношении Грязнова:"Вязать его, вязать!" - не
подпускался я к вязанию зверя и фиксации его рогатинами, шестерил в
арьергарде. Но многое при этом познал. Что, например, во втором снизу ряду и
третий, считая от носа, тигровый ус - безразмерные деньжищи стоит, случись
продавать его китайцам. Потому как, обращенный в амулет и свернутый
кольцом - этот ус дает неохватную власть над женщинами. Сразу любая
недотрога - бряк на спину и ноги циркулем. А также: до четырех лет мамка
водит за собой тигренка. Он уже по третьему году - хозяин тайги и
сокрушительной силы зверь, но еще не осознает себя таковым.
Точно так полковой и дивизионный футболы ошкурили с меня щенячьесть,
напутствовав: ты теперь зверь. Зверь одинокий и матерый. И заступы ниоткуда
не жди, защити и прокорми себя сам.
Вот так, рядовой-необученный, переведенный в транспортную роту, я
выставил на стол угощение старшине Марухно, старшим с сержантам Гудзю,
Шепенку и Тебелеву. И после пиршества и возлияний сказал барски сержант
Шепенок:
-Теперь, салага, на ать-два, по-быстрому наведи на столе марафет.
-Братка, - сказал я сержанту, - это чего же: пили вместе, а прибираться
мне одному?
И, видно, синхронистам-сержантам было это так привычно, так отработано
на солдатах, что, не успев даже защититься приемом сайд-стэп, получил я в
ухо и в глаз.
А как же мне наплевательски относиться к глазу, который впоследствии
хвалили великие наши ювелиры Устьянцев и Ямалетдинов? А как же мне не
дорожить ухом, в котором спустя пять лет отмечали абсолютный слух
композиторы Никита Богословский, Мариан Коваль и Ян Френкель?
В Третьяковской галерее, ныне-то бесценное национальное достояние и
творение гения (а еще по неостывшим оценкам соцреалистов - мерзость и
живописное паскудство) сберегается картина Марка Шагала "Над городом". В
многофигурной этой композиции один персонаж какает под забором, а два других
парят над захолустным еврейским местечком.
К сожалению, в финале попойки у меня не укакался ни старшина Марухно,
ни прочие. Но они летали, они парили над неубранной столешницей! То в одну
сторону - старшие сержанты Гудзь и Шепенок, то навстречу им - сержант
Тебелев и старшина Марухно.
На свете существует пять рас: белые черные, краснокожие и голубые
(копты египетские). Сержантский состав советской армии - тоже были ребята не