"Игорь Мороз. Дорога дорог " - читать интересную книгу автора

котором были установлены хрустальные полушария для призывания божественных
духов, два семисвечных шандала, несколько серебряных блюд и кубков и
множество скляночек, флаконов, кувшинчиков. Бергол не только молился здесь,
но и подолгу размышлял в одиночестве, и, надо признать, зал этот
способствовал отрешению от суетных мыслей. Скульптуры, венки и прочие
атрибуты святилища казались здесь лишними - громадное затемненное
пространство словно очищало от сиюминутных забот, подготавливая душу
человека к общению с божеством.
- Мрачноватое место. И хотел бы я знать, что это за Негасимый Холодный
огонь? - нарушил Эмрик глубокую тишину, царившую в зале. Ни один шорох не
проникал сюда с улицы, с шумевшего за стенами храма базара, а звуки шагов
гасила устилавшая каменные плиты пыль.
- Менгер не объяснил мне, что это за огонь, откуда он берется и почему
не гаснет. Может, не успел сказать, а может, не знал. Древние манускрипты
содержат отрывочные и часто противоречивые сведения, а самому Менгеру
увидеть Холодный огонь так и не довелось.
Они подходили все ближе и ближе к трем высоким аркам, из-за которых
струилось ровное оранжевое сияние. Причем теперь это было уже отчетливо
видно - мощный источник света находился где-то в глубине центральной арки.
- "Как жемчужины в раковинах, покоятся символы Знания и Силы в свете
Негасимого Холодного огня Амайгерассы - олицетворения Вечно Возрождающейся
Жизни..." - процитировал Мгал торжественно. - Смотрите, огонь меняет цвет.
Эмрик, погаси свечу.
Они остановились в десятке шагов от арок, выточенных из цельного
черного камня, когда оранжевое сияние стало желтеть, словно наливаясь
солнечным светом; потом в нем проявилась едва заметная прозелень...
Мгал ощутил, что сердце его начинает биться частыми толчками, перед
глазами поплыл золотисто-зеленый туман, из которого постепенно сгустилась
исполнявшая какой-то медленный, плавный танец обнаженная женщина. Мощные
формы танцовщицы были удивительно соразмерны, и казалось, она не просто
танцует, а отправляет какой-то торжественный ритуал, светясь и одновременно
создавая своим телом томительную, сладостно-печальную музыку.
Плавная, как течение большой реки, мелодия неожиданно прервалась
резкими, как вскрики, аккордами, и танцовщица, совершив ряд
неуловимо-стремительных движений, растроилась. Теперь перед Мгалом было уже
три женщины: золотисто-зеленая, бирюзово-лиловая и оранжево-алая. Каждая из
них исполняла свой танец, и все же были они так связаны, так сплетены между
собой, что казалось - движется одно и то же тело, ведомое одной и той же
душой, пребывающей в разных своих воплощениях.
Мгал знал смысл этого танца, этого развоплощения единого целого, но
вспомнить, извлечь это знание из глубины души не мог, пока откуда-то извне
не пришла к нему фраза, сказанная голосом Менгера: "Триединому Времени
поклонялись последние мудрецы государства Уберту: Умершему-но-живому,
Текущему-с-нами-и-мимо-нас и Грядущему-с-нашей-помощью. Умершее, затянутое
малиновым маревом беды, скрывает горе и ошибки. Сквозь текущее в
лилово-голубом сумраке не разглядеть врагов и друзей, не различить Добро и
Зло. Золотисто-зеленое Грядущее откроет тайны, излечит язвы и превратит
язвящую сталь в благоухающий цветок".
Мгал открыл глаза, потер лицо руками, словно пробуждаясь от долгого
сна. Взглянул в проем арок, где зеленый свет успел смениться голубым и уже