"Поющие пески" - читать интересную книгу автора (Тэй Джозефина)

Глава XI[7]

Даже у безупречного Гранта были свои минуты колебания.

— Ты дурак! — заговорил внутренний голос, когда в Скооне Грант входил в самолет до Лондона. — Где это видано, чтобы кто-нибудь тратил хоть один день драгоценного отпуска на погоню за каким-то призраком?

— Я не гонюсь ни за каким призраком. Я только хочу знать, что случилось с Биллом Кенриком.

— Кто для тебя Билл Кенрик, что ты тратишь на него хотя бы час драгоценного времени?

— Он мне интересен. Если ты хочешь знать, то он мне нравится.

— Ты ничего не знаешь о нем. Ты сотворил себе из него кумира, по своему подобию, и теперь тебе приходится на него молиться.

— Я знаю о нем достаточно много. Каллен мне о нем рассказал.

— Пристрастный свидетель.

— Симпатичный парень, а это самое важное. У Каллена был большой выбор друзей в таком учреждении, как ОКЭЛ, а он выбрал Билла Кенрика.

— Многие симпатичные парни выбирают себе в друзей преступников.

— Если уж речь зашла об этом, то я знавал и пару симпатичных преступников.

— Ах так? Сколько? И сколько минут своего отпуска ты бы пожертвовал ради преступника?

— Не пожертвовал бы даже и тридцати секунд. Но Кенрик не преступник.

— Чужие документы, найденные в его кармане, не свидетельствуют в его пользу.

— Скоро я узнаю что-нибудь побольше. А пока заткнись и оставь меня в покое.

— Ага! Ты не знаешь, что сказать, правда?

— Уматывай.

— В твоем возрасте рисковать шкурой ради незнакомого парня!

— Это кто рискует шкурой?

— Тебе было вовсе не обязательно совершать это путешествие на самолете. Ты мог бы вернуться на поезде или на машине. Но нет, ты так устроил, что тебя запрут в гроб. В гроб без открывающихся окон и дверей. В гроб, из которого ты не сможешь убежать. В тесный, глухой, запертый, непроницаемый…

— Заткнись!

— Ага! У тебя уже перехватило дыхание. Через какие-то десять минут это наверняка возьмет тебя за горло. Алан Грант, ты обязательно должен был пройти обследование.

— В моем черепе есть такое приспособление, которое все еще функционирует замечательно.

— Что именно?

— Мои зубы.

— Ты собираешься что-то жевать?

— Нет, Я собираюсь ими скрежетать.

То ли оттого, что он показал сатане нос, то ли оттого, что Билл Кенрик всю дорогу стоял у него перед глазами, Грант перенес это путешествие спокойно. Тэд Каллен сел в кресло перед ним и тотчас заснул. Грант закрыл глаза и позволил своему сознанию свободно создавать картины, которые после расплывались, бледнели и опять возникали заново.

Почему Билл Кенрик так основательно замаскировался?

Кого он пытался провести?

Почему ему надо было кого-то провести?

Когда они заходили на посадку, Тэд проснулся и, не глянув в окно, принялся поправлять галстук и приглаживать волосы. Несомненно, в мозгу летчика есть какое-то дополнительное чувство, которое ведет запись скорости, расстояния и положения, даже если человек не бодрствует.

— Ну, — сказал Тэд. — Опять огни Лондона и старый добрый отель «Вестморленд».

— Вам незачем возвращаться в свой отель, — сказал Грант. — Вы можете спать у меня.

— Это очень мило с вашей стороны, господин Грант. Я вам весьма благодарен, но я не хотел бы доставлять вашей жене… или кому там…

— Моей хозяйке…

— Я не хотел бы доставлять хлопот вашей хозяйке. — Он похлопал себя по карману. — Я набит деньгами.

— Даже после… двух недель в Париже? Я вас поздравляю.

— Чего там. Я считаю, что Париж это уже не то, что было раньше. А может быть, я просто скучал без Билла. Во всяком случае, мне незачем кого-то обременять приготовлением для меня постели. Тем не менее я очень вам благодарен. Кроме того, вы будете заняты, и, должно быть, будет лучше, если я не буду вертеться под ногами. Но вы ведь не отстраните меня от этого дела, ведь так? Я хотел бы это все усекать, как говорит Билл. То есть говорил.

— Разумеется, не отстраню, Тэд. В отеле в Обане я наживил мушку на удочку и выловил вас из всего населения земного шара. Я, разумеется, не намерен бросать вас обратно в воду.

Тэд улыбнулся.

— Я, наверное, понимаю, что вы имеете в виду. Когда вы пойдете к этому Ллойду?

— Сегодня вечером, если он будет дома. С исследователями никогда ничего не известно. Если они не ведут исследований, то читают лекции. Так что, он может быть где-нибудь между Китаем и Перу. Чего вы испугались?

— Откуда вы знаете, что я испугался?

— Дорогой мой, ваше живое и открытое лицо не создано ни для покера, ни для дипломатии.

— Это потому, что вы выбрали те два места, которые всегда выбирал Билл. Он часто так говорил: от Китая до Перу.

— Правда? Похоже на то, что он знал Джонсона.

— Джонсона?

— Да. Самюэля Джонсона. Это цитата.

— Ах, да. Понимаю. — Тэд был в легком замешательстве,

— Если у вас все еще есть сомнения, господин Каллен, то лучше ступайте со мной на Эмбэнкмент и разрешите моим коллегам за меня поручиться.

Светлое лицо Каллена сделалось темно-красным.

— Извините. Я только на мгновенье… Это прозвучало так, будто вы были знакомы с Биллом. Простите мне мою подозрительность, господин Грант. Знаете, я — как потерпевший кораблекрушение в море. Я не знаю в этой стране ни единой живой души. Мне приходится просто принимать людей такими, какими я их вижу. Оценивать их по выражению лица. Разумеется, насчет вас у меня нет сомнений. Я вам слишком благодарен, чтобы выразить это словами. Вы должны мне поверить.

— Разумеется, я вам верю. Я только подшутил над вами, не имея на это права. Это было бы опрометчиво с вашей стороны — не быть подозрительным. Вот мой адрес и телефон. Я позвоню вам, как только увижусь с Ллойдом.

— Вы не считаете, что я тоже должен туда пойти?

— Нет. Я думаю, что делегации из двух человек было бы слишком много для такого незначительного дела. Во сколько вы будете сегодня вечером в «Вестморленде», чтобы вам позвонить?

— Господин Грант, я буду сидеть у телефона, пока вы не позвоните.

— Лучше перекусите в это время. Я позвоню вам в половине девятого.

— О'кей, в половине девятого.

Лондон был тускло-серым с красноватыми оттенками, и Грант смотрел на него с любовью. В мундирах военных санитарок тоже было это сочетание. Соединение изящества и силы, достоинства и доброты, скрытых под внешним равнодушием. Он посмотрел на красные автобусы, делающие серый день прекрасным, и благословил их. Как они замечательны. В Шотландии автобусы были выкрашены в самый жалкий из всех цветов: голубой. Цвет настолько унылый, что почти что является синонимом депрессии. Однако англичане, храни их Господь, были горазды на более веселые выдумки.

Он застал госпожу Тинкер за генеральной уборкой гостиной. Правда, для этого не было ни малейшего повода, но госпожа Тинкер, видимо, находила столько же удовольствия в приведении всего в порядок, сколько другие находят в сложной симфонии, в победе на турнире по игре в гольф или в заплыве через Ла-Манш. Она принадлежала к тому типу женщин, о которых Лора говорила, что они «моют порог перед дверью каждый день, а собственную голову — раз в шесть недель».

Услышав звук открывающейся двери, она встала на пороге гостиной и сказала:

— Ничего себе! А в доме ни крошки. Почему вы не известили меня, что возвращаетесь из-за границы прежде времени?

— Ничего, Тинк. Я не буду ничего есть. Я зашел только, чтобы оставить багаж. Купи что-нибудь и оставь в кухне, чтобы у меня было что поесть сегодня вечером.

Госпожа Тинкер каждый вечер шла домой, отчасти потому, что должна была поужинать кое с кем, кого она называла «Тинкер», и отчасти потому, что Грант по вечерам любил иметь квартиру в полном своем распоряжении. Грант никогда не видел Тинкера и не очень понимал, что с ним связывало госпожу Тинкер. Ее настоящая жизнь и интересы были сосредоточены на Тенби Корт, С. В. 1.

— Кто-нибудь звонил? — спросил Грант, листая записную книжку с телефонами.

— Госпожа Хэллард звонила, чтобы сказать вам, чтобы вы ей позвонили и договорились пообедать вместе, как только вернетесь.

— Ага. Новая пьеса имела успех? Какие были рецензии?

— Паршивые.

— Все?

— Ну, все, которые я видела.

В те времена, когда она была свободна, еще до Тинкера, госпожа Тинкер была гардеробщицей в театре. По правде говоря, если бы не этот ритуал вечернего принятия пищи, то она скорее всего и сейчас бы каждый вечер кого-нибудь одевала в В. 1[8] или в В. К. 2, вместо того чтобы проводить генеральную уборку гостиных в С. В. 1. Однако ее увлечение театром было столь же живым, как у новичка.

— Ты видела эту пьесу?

— Я нет. Это, знаете ли, одна из тех пьес, которые означают что-то другое. Она держит фарфоровую собачку на камине, но это вовсе не фарфоровая собачка, это ее бывший муж, он разбивает эту собачку, то есть, это делает ее новый друг, и она делается безумной. Ну, знаете, не сходит с ума, а только делается безумной. Но я думаю, что если ты хочешь быть дамой, то надо играть в интеллектуальных пьесах. Что вы решили получить на ужин?

— Ничего не решил.

— Я могла бы оставить на пару порядочный кусок вареной рыбы.

— Только не рыбы, если ты меня любишь. Я съел столько рыбы в этот месяц, что мне хватит на всю жизнь.

— Гм, сейчас слишком поздно, чтобы купить почки у госпожи Бриджес, но я посмотрю, что можно сделать. У вас был хороший отпуск?

— Чудесный, чудесный отпуск.

— Это хорошо. Приятно увидеть, что вы немного прибавили в весе. И незачем с сомнением хлопать себя по животу. Небольшая полнота еще никому не повредила. Вам незачем быть тонким, как железнодорожный рельс. У вас теперь есть резервы.

Пока Грант переодевался в свой лучший городской костюм, она крутилась по дому и рассказывала сплетни и истории, которые приходили ей в голову. Наконец он уговорил ее заняться ее любимым делом — уборкой, а сам принялся за мелкие дела, скопившиеся за время его отсутствия. Потом он вышел в тишину раннего апрельского вечера. Зашел в гараж, ответил на пару вопросов насчет его отпуска, выслушал три рыбацкие истории, которые уже слышал месяц назад, до отъезда в Шотландию, и в конце концов отыскал свою маленькую двухместную машину, которой пользовался для личных нужд.

Номер 5 на Бритт Лейн не пришлось долго искать. Он был одним из группы старых домов, которые все время подвергались каким-то переделкам и перестройкам. Конюшни превращались в домики, кухонные пристройки — в виллы, а чердаки — в квартиры. Казалось, что номер 5 на Бритт Лейн — всего лишь цифра на калитке. Калитка была в кирпичной стене, и ее обитое железом дубовое дерево показалось Гранту несколько претенциозным в столь заурядной оправе, как лондонский кирпич. Однако калитка была прочной и легко открывалась нажатием руки. Через нее можно было попасть в то место, что было когда-то кухонным двориком, когда номер 5 был всего лишь флигелем дома, стоящего на следующей улице. Теперь дворик был небольшой, выложенной каменными плитами площадью с фонтаном посредине, а бывший флигель — маленьким, трехэтажным домом с плоской крышей, украшенным лепниной и покрашенным в кремовый цвет.

Проходя через двор, Грант заметил, что некоторые из каменных плит — старинные и очень красивы. Он мысленно поприветствовал то, что Хирон Ллойд не заменил обычный лондонский электрический звонок каким-нибудь более мудреным устройством. Это указывало на хороший вкус, единственным отклонением от которого была эта претенциозная дубовая калитка.

Внутренность дома также отличалась арабской суровостью и достаточностью пространства, однако она не создавала такого впечатления, что хоть одна частица Востока была перевезена в Лондон. За спиной слуги, открывшего дверь, Грант увидел голые стены и роскошный ковер — стилизация, а не привозной экземпляр. Его уважение к Хирону Ллойду возросло.

Слуга оказался арабом, арабом городским, полноватым, с живыми глазами и безукоризненными манерами. Он выслушал Гранта и мягко спросил на чрезмерно правильном английском языке, назначена ли ему встреча. Грант ответил, что нет, но он побеспокоит господина Ллойда не дольше, чем на пару минут. Господин Ллойд оказал бы ему большую помощь, если бы дал ему некоторую информацию, связанную с Аравией.

— Если вам угодно войти и минутку подождать, то я спрошу.

Он проводил Гранта в небольшую комнату сразу за парадным входом, которая, судя по ограниченному пространству и скромной мебели, служила именно в качестве комнаты ожидания. Грант предполагал, что кто-то вроде Хирона Ллойда наверняка привык к тому, что в его дом являются незнакомые люди, рассчитывающие заинтересовать его или получить помощь. И наверняка многие просили автограф. Осознание этого позволило Гранту лучше перенести чувство неудобства от вторжения в этот дом.

Ллойд, видимо, недолго размышлял над обоснованностью визита, ибо слуга вернулся через пару минут.

— Извольте войти. Господин Ллойд с радостью вас примет.

Формальность, но насколько приятная формальность. «Насколько хорошие манеры облегчают жизнь», — думал Грант, следуя за мужчиной по узкой лестнице в большую комнату, что занимала весь второй этаж.

— Господин Грант, хаджи, — сказал мужчина, отступая в сторону и позволяя ему войти. Грант уловил это слово и подумал: первая фальшивая нота. Англичане уж наверняка не совершают паломничеств в Мекку.

Глядя на Хирона Ллойда во время обмена приветствиями, Грант размышлял, заинтересовался ли Ллойд пустыней потому, что он выглядел как араб пустыни, или же он стал выглядеть как араб после многих лет, проведенных в пустынной Аравии. Ллойд был идеальным арабом пустыни, Черные глаза, продолговатое бронзовое лицо, белые зубы, гибкое тело, мягкие руки, движения, полные очарования. Одним словом, все как на семнадцатой странице «Мисс Тилли Тэлли» в последнем издании (тираж двести пятьдесят четыре тысячи, следующее издание через неделю). Гранту пришлось мысленно упрекнуть себя, что нельзя судить по внешнему виду.

Этот человек совершил путешествия, которые вошли в историю открытий, и описал их языком, который, хотя и немного сочный (Грант купил новый экземпляр вчера пополудни в Скоон), был, несмотря ни на что, языком литературным.

Хирон Ллойд не был салонным шейхом. Он носил обыкновенную лондонскую одежду и вел себя так, как надлежит себя вести в подобной одежде. Кто-то, о нем не слыхавший, принял бы его за лондонца из хорошо обеспеченного класса свободных профессий. Может быть, из более ярких профессий — например, за актера. Но его профессия могла быть и самой обыкновенной.

— Господин Грант, — сказал он, протягивая ему руку, — Махмуд говорит, что я могу вам чем-то помочь.

Его голос поразил Гранта. У него была ворчливая интонация, и он был лишен силы. С низкого столика для кофе Ллойд взял коробку сигарет и угостил Гранта. Сам он, как он сказал, не курит, ибо за время своей долгой жизни на Востоке перенял магометанские привычки, однако он может порекомендовать эти сигареты, если Грант хотел бы попробовать нечто такое, что имеет несколько непривычный вкус.

Грант с интересом взял сигарету и извинился за свое вторжение. Он хотел бы знать, не появлялся ли когда-нибудь здесь в течение приблизительно последнего года молодой человек по имени Шарль Мартэн, собирающий информацию об Аравии.

— Шарль Мартэн? Нет. Не думаю. Сюда многие приходят с вопросами о том и о сем. И я не всегда потом могу сохранить в памяти их фамилии. Однако я думаю, что я должен был бы запомнить кого-то с такой простой фамилией. Как вы находите этот табак? Я знаю каждую пядь земли, на которой его выращивают. Прекрасная страна, которая нисколько не изменилась с тех времен, когда через нее проходил Александр Македонский. — Он улыбнулся и добавил: — Не изменилась, за исключением того, что ее жители научились выращивать этот табак. Я думаю, что к нему очень подходит не очень выдержанное шерри. Это следующая из тех больших слабостей, которых я избегаю. Но для компании я возьму себе фруктовый сок.

Грант подумал, что присущая пустыне традиция гостеприимства по отношению к незнакомцу должна обходиться несколько дороговато в Лондоне, где ты являешься знаменитостью и где каждый без исключения имеет право нанести визит. Он обратил внимание на этикетку на бутылке. Как видно, Ллойд не нищий и склонен делать широкие жесты.

— Шарль Мартэн был также известен под именем Билла Кенрика, — сказал Грант.

Ллойд опустил стакан, который он как раз собирался наполнить, и сказал:

— Кенрик! Ведь он был здесь совсем недавно. Скажем: совсем недавно, я имею в виду, пару недель назад. Во всяком случае, в последний раз. Зачем ему понадобилась вторая фамилия?

— Этого я и сам не знаю. Я веду розыски от имени его друга. Он должен был встретиться с ним в Париже в начале марта. Точнее говоря, четвертого. Однако Кенрик не появился. Мы выяснили, что он погиб вследствие несчастного случая в тот самый день, когда должен был появиться в Париже.

Ллойд медленно поставил стакан на стол.

— Так, значит, поэтому он не вернулся, — сказал он все тем же своим тоном, который был ворчлив помимо его воли. — Бедный парень, бедный парень.

— Вы с ним условились о следующей встрече?

— Да. Он мне показался полным очарования и очень умным. Он был помешан на пустыне… но, может быть, вы об этом знаете. У него были различные идеи насчет исследований. У многих молодых людей все время появляются такие идеи. По-прежнему существуют искатели приключений даже в этом осторожном мире. Это должно нас радовать. Что случилось с Кенриком? Автомобильная катастрофа?

— Нет. Он упал в поезде и разбил себе череп.

— Бедняга. Бедняга. Жаль. Завистливым богам я мог бы предложить людей более бесполезных, чем он. Жестокое слово: бесполезный. Оно выражает ту идею, которую раньше нельзя было даже представить. Вот как далеко мы зашли в направлении окончательного варварства. Почему вас интересует, посетил ли меня Кенрик?

— Мы хотели найти его следы. Когда он погиб, то был замаскирован под Шарля Мартэна и снабжен комплектом документов Шарля Мартэна. Мы хотим знать, в какой момент он начал быть Шарлем Мартэном. Мы были почти что уверены, что, помешанный на пустыне, он мог посетить в Лондоне знатоков этой темы, а поскольку вы наибольший авторитет, то мы начали с вас.

— Понимаю. Значит, так, он пришел ко мне с визитом в качестве Билла Кенрика. Темноволосый, молодой мужчина, очень красивый. А также упрямый. Хорошие манеры, маскирующие неизвестные возможности. Я решил, что он замечателен.

— Он пришел к вам с какими-то конкретными планами? То есть с определенным предложением?

Ллойд слегка усмехнулся.

— Он пришел ко мне с одним из зауряднейших предложений. Экспедиция в Вабар. Вы слышали о Вабаре? Легендарный город Аравии. Это арабский «город плача». Как часто этот мотив повторяется в легендах! Человеческая раса чувствует себя бесконечно виноватой тогда, когда она счастлива. Мы даже не можем сказать о своем хорошем здоровье без того, чтобы не постучать по дереву, перекреститься или каким-нибудь другим образом отвести Божий гнев от бренного счастья. Так что, у Аравии есть свой Вабар: город был уничтожен огнем за свои богатства и свои грехи.

— И Кенрик думал, что он открыл этот город.

— Он был в этом уверен. Бедный парень, надеюсь, я не говорил с ним слишком бесцеремонно.

— Следовательно, вы считаете, что он ошибался.

— Господин Грант. Легенда о Вабаре распространена по всему Аравийскому полуострову, от Красного моря до Персидского залива, и в разных местах этого пространства предполагаемое местонахождение этого города определяется по-разному.

— А вы не верите, что кто-нибудь мог бы наткнуться на него случайно?

— Случайно?

— Кенрик был летчиком. Возможно, он попал в это место, когда сбился с курса.

— Так он рассказывал об этом другу?

— Нет. Ни с кем, насколько мне известно, он на эту тему не разговаривал. Это мой собственный вывод. Что мешает совершить открытие таким образом?

— Разумеется, ничего. Ничего — если это место вообще существует. Я уже сказал: эта легенда распространена почти что по всему миру. Но когда мы начинаем проверять истории о руинах, то «руины» всегда оказываются чем-то другим. Природной формой скал, миражом, даже скоплением туч. Я считаю, что то, что видел этот бедняга Кенрик, было метеоритным кратером. Я сам видел это место. Мой предшественник открыл его во время поисков Вабара. Оно как две капли воды было похоже на творение человеческих рук. Выброшенная земля создает башенки и изломанные, похожие на руины холмы. Думаю, у меня где-то есть снимок. Может быть, вы хотите посмотреть: это что-то исключительное. Он встал и отодвинул часть деревянной панели, открывая полки с книгами, занимающими всю стену от пола до потолка.

— Наверное, это счастье, что метеорит подобных размеров не каждый день падает на землю.

С одной из нижних полок он взял альбом с фотографиями и пошел назад через комнату, ища соответствующее место. И Грант, без какой-либо причины, ощутил странное чувство, что что-то ему знакомо, что где-то он встречал Ллойда до этого.

Он посмотрел на снимок, который Ллойд положил перед ним. Он был потрясающ. Почти что издевательская подделка, подражающая творению человеческих рук. Однако его сознание было охвачено тем странным чувством, которое он ощутил за мгновение до этого.

Быть может, он просто видел где-то фотографию Хирона Ллойда? Но если это так, если он видел лицо Ллойда только как дополнение к какому-нибудь описанию его свершений, то ощущение узнавания появилось бы сразу, как только он вошел в комнату и увидел его. А это было не столько узнавание, сколько чувство, что он уже откуда-то знает Ллойда, что он видел его при каких-то других обстоятельствах.

— Видите ли, — говорил Ллойд, — даже когда ты смотришь на это с земли, то нужно туда забраться, чтобы убедиться, что это вовсе не скопление человеческих жилищ. Насколько же более обманчивым это должно выглядеть с воздуха.

— Да, — согласился Грант, но он не верил в это. Сверху кратер был четко виден. Это бы выглядело, несомненно, тем, что оно есть: круглым углублением, окруженным выброшенной землей. Но он не собирался делиться этим с Ллойдом. Пускай Ллойд говорит. Ллойд интересовал его все больше и больше.

— Это район, находящийся очень близко от трассы Кенрика через пустыню. Он описал мне трассу, и я думаю, что он должен был видеть именно это.

— Кенрик установил координаты?

— Не знаю. Я его не спрашивал. Но я склонен полагать, что да. У меня было такое впечатление, что это очень способный и умный человек.

— Вы его не расспрашивали о подробностях?

— Господин Грант, если бы вам кто-то сказал, что он открыл священное дерево, растущее посреди Пикадилли, сразу напротив пивной, то вас бы это заинтересовало? Или подумали бы вы, что следует проявлять терпение по отношению к такому человеку? Я знаю Руб аль-Хали так же хорошо, как вы знаете Пикадилли.

— Да, разумеется. Так это не вы провожали его на вокзал?

— Господин Грант, я никогда не провожаю никого. Это достойное сожаления соединение мазохизма с садизмом. Однако куда же направился Кенрик после разговора со мной?

— В Скоон.

— В Шотландию? Я знал, что ему надо было развеяться. Почему, однако, он ехал в Шотландию?

— Мы не знаем. Это одна из тех вещей, которая нас больше всего беспокоит. Вы не сказали ему ничего такого, что могло бы направить его туда?

— Нет. Он только упомянул, что будет искать поддержку у кого-то другого. Я оказался бесчувственным слюнтяем. Быть может, он нашел покровителя или рассчитывал на то, что кого-то найдет там. Правда, так сразу никто не приходит мне в голову. Разумеется, есть Кинси-Хеуит. Он связан с Шотландией. Но, думаю, сейчас он в Аравии.

Следовательно, Ллойд дал по крайней мере первое разумное объяснение внезапной поездке Кенрика на север. Он поехал туда, чтобы поговорить с возможным покровителем. В последнюю секунду, когда он уже должен был встретиться в Париже с Тэдом Калленом, он нашел покровителя, а следовательно, понесся на север, чтобы с ним встретиться. Это подходит идеально. Они продвигаются вперед. Но почему в качестве Шарля Мартэна?

Ллойд, будто угадав его мысли, сказал:

— Кстати, если Кенрик путешествовал под именем Шарля Мартэна, то каким образом в нем опознали Билла Кенрика?

— Я ехал на том же поезде в Скоон. Я видел его мертвым и заинтересовался одним стихотворением, которое он написал.

— Написал? На чем?

— На полях дневной газеты, — сказал Грант, размышляя, какое может иметь значение, на чем писал Кенрик.

— Ага.

— Я был в отпуске, мне больше нечего было делать, а потому это дело меня развлекало.

— Вы играли в детектива?

— Вот именно.

— Кто вы по профессии, господин Грант?

— Я государственный служащий.

— Ага. Я думал, что вы связаны с армией. — Он слегка улыбнулся и взял стакан Гранта, чтобы снова его наполнить. — В соответствующем звании, разумеется.

— Например, офицер Генерального штаба?

— Нет, скорее атташе. Или кто-нибудь из разведки.

— Я немного работал в разведке во время моей службы в армии.

— Так, значит, это там вы выработали в себе чутье на такие вещи. Позволю себе сказать… замечательную интуицию.

— Спасибо.

— Только ваш необычайный талант сделал возможным опознать в Шарле Мартэне Билла Кенрика. Или, быть может, у Кенрика было при себе что-то такое, что облегчило опознание?

— Нет. Его похоронили как Шарля Мартэна.

Ллойд сделал паузу, когда ставил наполненный стакан, а после сказал:

— Это пренебрежение фактом внезапной смерти типично для шотландского сознания. Они всегда бывают ужасно горды скромными результатами своего следствия. Мне кажется, что Шотландия — идеальное место для совершения убийства. Если у меня когда-нибудь будут такие намерения, то я заманю свою жертву на север.

— Как всегда, было проведено следствие. Несчастный случай произошел вскоре после отъезда поезда из Юстона.

Какое-то время Ллойд размышлял.

— Не считаете ли вы, — сказал он, — что следует сообщить об этом полиции? Уведомить ее, что похоронили кого-то не под той фамилией.

Грант хотел объяснить, что единственным доказательством того, что мертвый Шарль Мартэн — это Билл Кенрик, является его опознание на не слишком хорошем любительском снимке, однако что-то его удержало. Вместо этого он сказал:

— Сперва мы хотели бы знать, почему у него при себе были документы Шарля Мартэна.

— Ну да, понимаю. Это дело совершенно загадочное. Никто не добывает документы другого человека без некоторых… предварительных действий. Кто-нибудь знает, кто такой есть Шарль Мартэн… или скорее был?

— Да, у полиции нет никаких сомнений.

— Единственное, что неясно, это способ, которым Билл Кенрик раздобыл эти документы. Я понимаю, почему вы с неприязнью относитесь к официальным источникам. Что с тем человеком, что провожал его на Юстон? Мог это быть Шарль Мартэн?

— Предполагаю, что да.

— Документы могли быть только одолжены. Кенрик не произвел на меня впечатления… ну, скажем, преступника.

— Да. В свете всех фактов, он не был преступником.

— Все это вместе взятое очень странное дело. Этот несчастный случай, который с ним произошел, как вы сказали. Я полагаю, что не было сомнений, что это был несчастный случай? Ничто не указывает на то, что произошла какая-нибудь ссора?

— Нет, это было просто падение, которое могло случиться с каждым.

— Печально. Как я сказал, в настоящее время у молодых людей слишком редко встречается этот сплав отваги и ума. Многие приходят ко мне и даже приезжают издалека, чтобы меня посетить…

Он говорил дальше, а Грант смотрел на него и слушал.

Действительно ли так много людей приходит сюда? Ллойд казался очень довольным возможностью поговорить с незнакомцем. Ничто не указывало на то, что у него была договоренность с кем-то на вечер или что на ужин должны были прийти гости. Он сидел и говорил тонким ворчливым голосом, любуясь своими ладонями, лежавшими на коленях. Он непрерывно менял положение рук не в форме жеста, подчеркивающего сказанное, а будто переставлял на новое место какое-то украшение. Гранту эта самовлюбленная озабоченность показалась очаровательной. Он вслушался в тишину этого дома, отделенного от города и городской суеты. В биографии из «Кто есть кто» не было упоминания ни о жене, ни о детях. Значит, здесь жил только Ллойд и прислуга. Достаточно ли ему было его занятия, чтобы возместить отсутствие общества близких людей?

Он, Алан Грант, тоже жил в одиночестве. Однако его жизнь была настолько наполнена людьми, что возвращение в пустую квартиру было роскошью, пиром для души. Доставлял ли такой одинокий образ жизни удовольствие Ллойду?

Или же этот истинный Нарцисс никогда не нуждался ни в чьем обществе, кроме своего собственного?

Гранту было интересно, сколько же лет Ллойду. Он наверняка старше, чем выглядит. Это ветеран среди исследователей Аравии. Ему лет пятьдесят или даже больше того. В своей биографии он не указал дату рождения, так что скорее всего ему под шестьдесят. У него впереди оставалось не так уж много лет, которые он бы мог посвятить утомительным экспедициям, даже если принять во внимание его хорошую физическую форму и здоровье. Что он будет делать в оставшиеся годы? Проведет их в любовании собственными руками?

— Единственная в настоящее время истинная демократия на земле, — говорил Ллойд, — и она уничтожается тем, что мы называем цивилизацией.

И опять Грант ощутил беспокойство, будто столкнулся с чем-то знакомым, с чем-то, что вызвало смутные ассоциации. Неужто он уже встречал Ллойда раньше? Или же Ллойд кого-то ему напомнил?

Если да, то кого?

Он должен выбраться отсюда и все обдумать. Все равно уже время прощаться.

— Сказал ли вам Кенрик, где остановился? — спросил Грант, собираясь уходить.

— Нет. Мы не обозначили точно дату следующей встречи. Я попросил его, чтобы он еще раз зашел ко мне, прежде чем покинет Лондон. Когда он ушел, я был убежден, что он обиделся, что он, может быть, зол, по причине отсутствия у меня… скажем так, понимания.

— Да, это должно было быть для него ударом. Извините, что я отнял у вас много времени. Вы проявили большое терпение. Я ужасно вам благодарен.

— А я ужасно рад, что мог вам чем-то помочь. Боюсь только, что эта помощь немногого стоила. Если будет еще что-то такое, что я мог бы сделать в этом деле, то рассчитываю на то, что вы без колебаний придете ко мне.

— Разумеется, это так, но вы были настолько любезны, что я боюсь попросить вас еще кое о чем. Полагаю, что эта просьба будет несколько неуместна.

— В чем же дело?

— Не могли бы вы одолжить мне эту фотографию?

— Фотографию?

— Фотографию метеоритного кратера. Я заметил, что фото прикреплено к альбому, а не приклеено. Я очень хотел бы показать это другу Кенрика. Торжественно обещаю его отдать. И в идеальном…

— Ну конечно, вы можете взять эту фотографию. И прошу вас не утруждать себя ее возвращением. Я сделал этот снимок сам, и негатив лежит в соответствующем месте. Я легко могу сделать новые отпечатки.

Он вытащил снимок из альбома и вручил его Гранту. Вместе с ним он сошел вниз, проводил до дверей, немного поговорил на тему дворика, выслушав похвалы Гранта, и, прежде чем закрыть дверь, вежливо подождал, пока Грант дойдет до машины.

Грант взял дневную газету, которая лежала на сиденье автомобиля, и осторожно вложил снимок между ее страницами. Потом он поехал к реке, на Эмбэнкмент.

Он подумал, что старое здание, как всегда, похоже на ужасный сеновал, виднеющийся в полумраке. Так же выглядел и отдел дактилоскопии, когда он до него добрался. Картрайт как раз погасил сигарету на блюдечке чашки с недопитым холодным чаем и любовался своей последней работой: полным набором отпечатков левой руки.

— Замечательно, гм? — сказал он, подняв голову, когда тень Гранта упала на него. — Они приведут Пинки Мейсона на виселицу.

— Разве он не догадался воспользоваться перчатками?

— Ого! Пинки мог бы купить концерн «Дентс». Этот маленький ловкий субъект Пинки просто не мог поверить, что полиции когда-нибудь придет в голову что-то другое, кроме самоубийства. Перчатки существуют для мелких взломщиков и им подобных. Но не для интеллектуальных светил вроде Пинки. Ты уезжал?

— Да. Был на рыбалке в Шотландии. Если ты не очень занят, то не смог бы быстренько для меня кое-что сделать?

— Сейчас?

— Да нет. Можно и завтра.

Картрайт посмотрел на часы.

— Сейчас мне нечего делать. Потом я должен встретиться с женой в театре. Мы идем на новую пьесу Марты Хэллард. Я могу сделать это сейчас, если хочешь. Это что-нибудь сложное?

— Нет. Ужасно просто. Вот здесь, в нижнем правом углу этой фотографии есть замечательный отпечаток большого пальца. А на обратной стороне, как я думаю, ты найдешь хорошенький набор отпечатков остальных пальцев. Я хотел бы проверить их в картотеке.

— Нормально. Подождешь?

— Сейчас я иду в библиотеку. Я еще сюда приду.

В библиотеке он взял «Кто есть кто» и поискал Кинси-Хеуита. Упоминание о нем было очень скромным по сравнению с половиной колонки, посвященной Хирону Ллойду. Из написанного следовало, что он был гораздо моложе Ллойда, имел жену и двоих детей. Адрес был лондонский. Это «связан с Шотландией», как говорил Ллойд, похоже, заключалось в том, что он был младшим сыном какого-то Кинси-Хеуита, имеющего имение в Файфшире.

Так что есть возможность, что он сейчас находится или находился недавно в Шотландии. Грант пошел к телефону и набрал лондонский номер. Женщина с приятным голосом сказала, что мужа нет дома. Нет, его не будет долгое время. Он в Аравии с ноября, и не следует ожидать его раньше, чем в мае. Грант поблагодарил и положил трубку. Билл Кенрик ехал не к Кинси-Хеуиту. Завтра ему придется обойти разных знатоков Аравии, одного за другим, и расспросить их о Кенрике.

Поговорив с друзьями, с которыми он столкнулся в отделе, он вернулся к Картрайту.

— Ты уже сделал, или я пришел слишком рано?

— Не только сделал, но и проверил их для тебя. Ответ звучит: нет.

— Ну да, собственно говоря, я тоже ничего не ожидал. Только расчищал подступы. И все же большое тебе спасибо. Снимок я возьму с собой. Я слышал, что рецензии на новую пьесу Марты Хэллард ужасны.

— Действительно? Я никогда не читаю рецензий. Берил тоже не читает. Она просто любит Марту Хэллард. Я тоже, если уж об этом зашла речь. Чудесные, длинные ноги. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, и еще раз спасибо.