"Дэвид Моррелл. Братство Камня" - читать интересную книгу автора

Поэтому протокол требует контрольного выстрела - чтобы не оставалось
сомнений. И чтобы прекратить мучения. Вот так - по одной пуле в каждый
висок. Профессионально сработано, ничего не скажешь.
Подавленный увиденным, Дрю повернулся и покинул кухню. Теперь ему
предстояло сделать то, что он задумал еще в келье. Это решение он
оттягивал до тех пор, пока у него не стало другого выбора. Оно было
нарушением всех картезианских правил. Таким же грубым и непростительным,
как выход из своей кельи во время, не установленное ритуалом.
Он противился этой мысли. Но ее нужно было проверить.
Он пошел назад по коридору и вскоре достиг того поворота, за которым
начинались кельи отшельников. Остановился у первой двери. Внимательно
изучил ее ручку.
И открыл дверь. В рабочей комнате горел свет. Живший здесь монах,
вероятно, включил его после захода солнца. Сейчас этот человек был
распростерт на полу. Рядом лежал опрокинутый стул. Рука все еще сжимала
надкушенный ломоть хлеба. Под балахоном растеклась лужа мочи.
Дрю стиснул зубы и закрыл дверь. Проглотив горькую слюну, подошел к
следующей двери. На этот раз лампа в рабочей комнате не горела. Однако
света, падавшего из коридора, было достаточно, чтобы разглядеть монаха,
который лежал, навалившись грудью на стол и уронив голову на миску с
хлебом.
Он открывал и закрывал каждую дверь, переходил к следующей и снова шел
дальше. Свет иногда горел, иногда - нет. Тела лежали то на столе, то на
стуле, изредка - на полу. Иногда кружка валялась рядом, и тогда
расплескавшуюся воду нельзя было отличить от мочи.
Все они - девятнадцать монахов, искавших здесь уединения, - были отравлены
хлебом. Или водой, подумал Дрю. Что было бы вполне логично. В таком деле
никогда не лишне подстраховаться. А здесь работали профессионалы.
Его одолевало множество вопросов. Но главным из них был - зачем?
Теперь он понял, почему в сумерках не стал зажигать света. Тогда он
убеждал себя, что только скорбь по Стюарту-младшему не позволяла ему
встать с лавки и повернуть выключатель. Однако сейчас он уже знал, что от
этого предостерегали его подсознательные инстинкты. Ведь тот, кто отравил
хлеб, мог расположиться снаружи и наблюдать за монастырем. Лампа,
зажженная тогда, когда должна была оставаться погашенной, озадачила бы
убийц.
И еще. Почему они использовали яд? Почему не застрелили каждого монаха,
как тех двоих, на кухне? Почему так долго ждали? Почему сразу не убедились
в действии яда?
Зачем убивать всех подряд? И где находились налетчики?
Чем больше дверей он открывал, тем неминуемей возвращался к своему
прежнему образу мыслей. Шесть лет назад, после побега от "Скальпеля", у
него не было бы сомнений в том, кто мог быть целью нападения. Но тогда он
был очень осторожен. "Скальпель" не знал, что он вступил в монастырь.
"Скальпель" считал его погибшим.
Но кто же еще мог охотиться за ним? Может быть, мишенью все-таки был не
он, а какой-нибудь другой монах? Другой - с таким же прошлым? Нет, едва
ли. И почему убивали каждого? Подобная тактика не отвечала здравому смыслу.
Тем не менее, он осознавал смысл такой тактики и, осознавая его, ощущал
какой-то холодок в затылке. Нападавшие не могли знать, какую келью кто