"Дэвид Моррелл. Чужое лицо " - читать интересную книгу автора

суеверий и дьявольской лжи", как сообщал Ланда. "Мы все это предали
огню".
Мы все это предали огню.
В наши дни любитель древности стонет в отчаянии перед безапелляционной
и ограниченной самоуверенностью, выраженной в этих словах. Во все времена
сжигатели книг походили на Ланду и выражением лица: те же поджатые губы,
прищуренные глаза, выдвинутая вперед челюсть - мина абсолютной убежденности
в своей правоте. Но Ланда ошибался.
Он ошибался в нескольких отношениях.
Помимо того, что Ланда называл ложью, рукописи содержали еще и
бессмертные исторические и философские истины.
К тому же не все рукописи оказались уничтоженными. Три из них были
привезены в Европу и ныне признаны бесценными.
Они известны как Дрезденская, Мадридская и Парижская рукописи и
находятся соответственно в библиотеках в Дрездене, Мадриде и Париже.
Четвертая, называемая рукописью Гролье, попала из Мексики в США и хранится в
одной из частных коллекций.
Однако ходят упорные слухи, что существует еще и пятая рукопись, что
она является подлинником, содержит больше истин, чем какая-либо другая, и
среди них одну истину - самую главную.
Современный человек может задать себе вопрос, какова была бы реакция
брата Ланды, если бы можно было вызвать его из преисподней и сделать
свидетелем кровопролития, которое если не по масштабам, то по степени
насилия ничуть не уступает тому, что творил он сам в XVI веке,
кровопролития, которого могло и не произойти, если бы Ланда либо вовсе не
начинал своей инквизиторской деятельности, либо действительно был
профессионалом, каковым себя считал, и довел свою сатанинскую работу до
конца. Мани, название города, где Ланда нашел и уничтожил рукописи, на языке
майя означает "кончено".
Но на самом деле все только начиналось.

ГЛАВА 1
1
- Я отлично понимаю, что всем вам хочется услышать о человеческих
жертвоприношениях, - сказал профессор, придав своему взгляду подходящий к
случаю озорной блеск, который как бы говорил слушателям, что изучение
истории вовсе не требует от них отказываться от чувства юмора. Всякий раз,
начиная читать этот курс - а занимался он этим вот уже тридцать лет, --
профессор неизменно произносил одну и ту же фразу, в ответ на которую
неизменно получал одну и ту же реакцию (он на нее и рассчитывал): по
аудитории прокатывался смех, студенты одобрительно переглядывались и
усаживались поудобнее.
- О том, как у девственниц вырезали сердца, или как их сбрасывали со
скал в колодцы, и тому подобном.
Он сделал отметающий жест рукой, который должен был показать, насколько
хорошо он знаком со всеми подробностями человеческих жертвоприношений и как
ему уже наскучил этот предмет. Глаза его вновь озорно блеснули, и смешки в
аудитории стали громче. Профессора звали Стивен Милл. Ему было 58 лет, он
был невысок, худощав, у него были редеющие седые волосы и тонкие усики цвета
соли с перцем, он носил бифокальные очки в тонкой квадратной металлической