"Дэвид Моррелл. Лазутчики" - читать интересную книгу автора

привыкнуть находиться в закрытых помещениях. Раздражающий ноздри запах
плесени и затхлости сразу возрождал в памяти отчаянные крики. При виде луча
света в темноте он сразу же покрывался обильным потом.
Позднее, по мере выздоровления, успокоительные лекарства постепенно
расслабляли те стальные барьеры, которыми он замкнул свою память, и
кошмарные образы и звуки стали вырываться на свободу. Холодный субботний
вечер в конце октября. Начало десятого. В этот момент еще не поздно было бы
напрячь волю и отогнать от себя повторение кошмара, который продолжался
восемь часов, становясь с каждой минутой все ужаснее. Но, глядя в прошлое,
он никак не мог считать себя спасшимся, невзирая даже на то, что в конце
концов остался живым. Он винил себя в том, что не смог заметить, как
напряжение бытия дошло до сверхъестественного уровня, за которым мог
последовать лишь крах. Уже когда он направлялся к мотелю, грохот океанского
прибоя на пляже, до которого было два квартала, казался неправдоподобно
мощным. Ветер швырял песок по растрескавшемуся тротуару. По выбитому
асфальту с жестяным грохотом ползли мертвые листья.
Но больше всего запомнился Бэленджеру один из звуков, тот, который -
как он говорил себе потом - должен был убедить его не связываться с этой
историей: жалобный ритмичный лязг, разносившийся по безлюдным улицам района.
Звук был резким, как будто его издавал надтреснутый колокол, но Бэленджеру
предстояло вскоре распознать его источник и осознать, что этот звук воплощал
собой всю безнадежность того дела, в которое он тогда лишь собирался
ввязаться.
Кланг!
Это мог быть сигнал, предупреждавший суда о том, что нужно держаться
подальше от этого берега, чтобы не потерпеть крушение.
Кланг!
Это мог быть погребальный звон.
Кланг!
И еще это могла быть поступь рока.

Глава 2

В мотеле имелось двенадцать номеров. Но занят был только домик с
номером 4; сквозь тонкие занавески пробивался слабый желтый свет. Все
строения мотеля выглядели до чрезвычайности запущенными и нуждались в
ремонте и покраске ничуть не меньше, чем полностью брошенные дома в округе.
Бэленджер, считавший себя привыкшим ко всему, все же удивился выбору группы:
несмотря на трудные времена, которые переживал город, в нем все еще
оставалось несколько приличных мест, где можно было бы остановиться.
Океанский бриз был настолько холодным, что Бэленджеру пришлось
застегнуть "молнию" ветровки до самого горла. Он был широкоплечим
тридцатипятилетним мужчиной с коротко подстриженными волосами песочного
цвета и лицом, изрезанным ранними морщинами - порождением непростого
жизненного опыта. Женщины находили его облик привлекательным, но его самого
заботило мнение лишь одной из них. Подойдя к домику, он остановился, чтобы
собраться с мыслями и эмоционально настроиться на ту роль, которую ему
предстояло сыграть.
Сквозь хлипкую дверь до него донесся голос, принадлежавший, несомненно,
молодому мужчине: