"Р.Н.Моррис. Благородный топор (Петербургская мистерия) " - читать интересную книгу автора

Пропахший щами и затхлостью темноватый коридор второго этажа показался
спасительным убежищем. Здесь так же шел пар изо рта, но было все равно
теплей, чем на улице.
Насилу отдышавшись, Лиля тронулась наверх, держась за скользковатые
перила. Щербатые деревянные ступени под ногами немилосердно скрипели.
Где-то внизу грохнула дверь, и вверх заспешили шаги. Лиля, держась
нарочито прямо, не оборачивалась.
До ее площадки было еще четыре пролета, а шаги снизу приближались.
Однако, не поравнявшись с ней, кто-то в очередной раз грохнул входной дверью
этажом ниже.
За углом жильцы развесили белье; пришлось пробираться через льнущие к
лицу простыни. На этой площадке дверь была открытой. Наружу выглянуло
угрюмое, чахоточного вида лицо, явно кого-то ожидая; слава богу, не ее.
После бессонной ночи в голове слегка кружилось, ноги делались как
ватные. В полумраке следующего пролета маячил чей-то смутный силуэт. Что
это, огоньки зрачков или искры у нее перед глазами? Усталость навалилась
такая, что впору уже бредить наяву.
Ступени казались зыбкими, словно уходили из-под ног, и одолевать их
приходилось с осмотрительностью - они как будто увеличились в размерах и
колыхались под ногами, подобно болотам, на которых возведен был город.
Сил идти уже не было. Лиля глянула себе под ноги, на крутой обрыв
очередной ступени. Ее вдруг резко качнуло, и она, закрыв глаза, под
собственным весом стала пятиться назад, рискуя упасть. Но все же подняла
отяжелевшую голову и увидела, что добралась-таки до своей площадки. Вид
двери в дом помог собрать силы для последнего рывка.
Лиля как пьяная ввалилась в непривычно жарко натопленную комнату, где
ее, размаривая, закачал сухой горячий воздух. А навстречу уже стремглав
неслась Веронька, восторженно визжа. Беззаветная любовь дочурки выражалась
так напористо, что Лиля втайне даже чувствовала себя не вполне достойной.
Одновременно с этим она всем своим существом ощущала блаженную невинность
ребенка, не связанную никакими условностями - лишь желанием припасть к
матери и не расставаться с ней никогда. Кстати, было сегодня в Вероньке
что-то не совсем обычное; что именно, Лиля толком не уяснила, настолько была
измотана. Вместо этого она тихо заплакала. Все происшедшее накануне, все,
что она в себе сдерживала, хлынуло наконец через край. Она не вправе была
давать волю воспоминаниям, а уж тем более фантазиям. Нравственная, духовная
жизнь была для нее как за забором. Жить оставалось лишь сиюминутными,
поверхностными эмоциями и переживаниями.
- Ну, ну! Это еще что? - с шутливой укоризной к ней уже шла Зоя
Николаевна, спеша к цепкой хватке ребенка прибавить и свои объятия. - Не
плачь, доченька, не плачь. Вот так. Ты же мне доченька, разве не так? Мама
Зоя здесь, она обо всем позаботится. Все-то у нас будет на славу. Доченька
ты моя голубушка, девочка ты моя, все теперь будет хорошо, вот увидишь.
Увидишь, свет ты мой Лилечка. Вот так, утри глазки, вот так. Хватит,
отплакались. Глянь только, как мама Зоя о вас всех позаботилась. Все
беды-несчастьица наши миновали. Были, да вот и сплыли! Никогда ты теперь это
тряпье похабное на себя не напялишь. И в место то проклятое никогда больше
не пойдешь.
Скажешь немке своей Келлерихе, что все, мол, отходилась. И никогда
больше там не объявишься. Слышишь? Никогда! Лиля с мокрым от слез лицом