"Андрэ Моруа. Наполеон, Жизнеописание " - читать интересную книгу автора

Консул говорит: "Бельгийцы такие же французы, как нормандцы, эльзасцы,
лангедокцы, бургундцы". Питт придерживается иного мнения, а еще больше он не
согласен с тем, что Бонапарт собирается оставить за собой Египет и Мальту.
Кроме того, Первый Консул приобретает у Испании Луизиану в Америке, что
снова делает актуальной для англичан проблему французских колоний, а также
грозит закрыть европейские порты для британских торговых судов. Альянс
Бонапарта с царем Павлом I как будто гарантирует успех этих грандиозных
начинаний. "Какая мне разница, - говорит царь, - кто будет королем Франции -
Людовик XVIII, Бонапарт или еще кто-нибудь; главное, чтобы он был", - и
устанавливает у себя во дворце бюст Первого Консула. Он даже обещает вовлечь
Данию, Швецию и Пруссию в лигу "неприсоединившихся держав" для защиты
свободы морей.
И вдруг 23 марта 1801 года - неожиданная развязка: убит Павел I.
Бонапарт приписывает преступление интригам англичан; он сам 24 декабря чудом
избежал засады на улице Сен-Никез, проехав в своей карете на несколько
секунд раньше, чем взорвалась "адская машина". "Англичане промахнулись по
мне 3 нивоза, но попали в меня в Санкт-Петербурге". Они попали в него и в
Египте, где французские войска были вынуждены капитулировать. Между тем, обе
страны заинтересованы теперь в ведении переговоров. Английские торговцы
обеспокоены отправкой французской экспедиции в Санто-Доминго, а также
расходами на войну. Бонапарт в свою очередь знает, что Нельсон в Копенгагене
за день сумел рассеять лигу нейтральных держав. Главным козырем по-прежнему
оставалась власть над морем. Компромисс был найден. Это был Амьенский
договор (1802). Египет переходил к Турции, Мальта - к рыцарям Ордена.
Франция сохраняла завоеванные земли в Европе. Но оба правительства пошли на
это не без задней мысли. Англичане обещали уйти с Мальты, но делать это не
собирались; лондонский парламент одобрял договор, полагаясь на "бдительность
Его Величества, чтобы принять необходимые меры, если публичные дела примут
более благоприятный оборот". Бонапарт со своей стороны знал, что Англия не
смирилась и что ему до конца жизни предстоит защищать Бельгию и Рейн.
Пока же он упивался своим триумфом. Ни при Ришелье, ни при Людовике XIV
Франция не была такой большой и на первый взгляд так хорошо защищенной.
Французский народ верил, что время войн подошло к концу, что начинается эра
вечного мира, свободы торговли и что Бонапарт полубог. Теперь Первый Консул
чувствовал себя достаточно сильным, чтобы восстановить во Франции
религиозный мир. 8 апреля 1802 года конкордат (подписанный еще в январе
1801-го) был вынесен на голосование, и 18 апреля, в день Пасхи, в соборе
Парижской Богоматери состоялась торжественная служба, ознаменовавшая
одновременно возврат к миру и восстановление религии. На паперти собора под
звон всех колоколов архиепископ и тридцать епископов встретили Первого
Консула. Он приехал в карете с ливрейными лакеями, весь в красном, что
оттеняло "серистую" бледность его красивого лица. Многие из окружавших его
офицеров осуждали этот "монашеский балаган". Генерал Дельма, делясь вечером
своими впечатлениями, сказал: "Там не хватало только тех ста тысяч человек,
которые приняли смерть в борьбе за уничтожение всего этого". Но народ на
улицах ликовал: "Мы будем петь "Аллилуйю" по воскресеньям!"
После Маренго Сенат продлил на десять лет срок полномочий Первого
Консула. Однако, что бы он ни говорил, его мечтой была корона. Как некогда
Цезарь, он не любил, когда ему об этом говорили. Лафайет рассердил его,
намекнув на то, что папа в один прекрасный день может помазать его миром из