"Андрэ Моруа. Воспоминания (Фрагменты книги) " - читать интересную книгу автора

дедом Симоны, биржевым маклером, и убранный с роскошью и дурным вкусом эпохи
Луи Филиппа. Гобелены, мягкая мебель, тяжелые портьеры и безделушки
переносили вас в те далекие времена.
Мне было чрезвычайно забавно находить в Эссандьерасе общие черты с
нашим семейным Эльбефом. Как рабочие когда-то - моему отцу, прислуга и
работники Пуке подарили деду Симоны аллегорическую бронзовую скульптуру из
мастерской Барбедьена "Труд", украшенную надписью: "На возделанной ниве
плодоносна победа..." Так же как в Эльбефе, здесь стояли на столах
фотографии, но совсем особенные. На них можно было видеть Анатоля Франса,
рассматривающего цоколь античной колонны или созерцающего пирамиды, юного
Пруста с черными бархатными глазами, Викторьена Сарду в берете,
многочисленных Роберов де Флеров и Гастонов де Кайаве, исполненных взаимной
дружбы и сияющих улыбками. Были и актрисы: Жанна Гранье, Лантельм, Мари
Леконт, Ева Лавальер.
Из окон замка открывался веселый, живописный вид на долину реки Иль; по
ней были разбросаны фермы со звучными названиями: "Бруйяк", "Гишарди",
"Ла-Сериз". От дороги к замку сходились две аллеи - дубовая и каштановая. У
подножия холмов, въедаясь в эссандьерасские луга, текла бурная речка Лу (или
Лув, "волчица").
Кроме мадам де Кайаве и мадам Пуке, в замке я нашел мужа последней,
инженера горнодобывающей промышленности, умом и эрудицией которого нельзя
было не восхищаться; еще там была бабушка Симоны, женщина замечательная, но
взбалмошная; была мисс Варлей - англичанка до мозга костей, убежденная
викторианка. По правде говоря, за эти десять дней я толком никого не видел,
кроме Симоны де Кайаве, так как она затеяла показывать мне Перигор и мы с
утра до вечера разъезжали по окрестностям. Кончилось это тем, что я влюбился
в перигорские края, а заодно и в моего экскурсовода. Она была горячо
привязана к этим местам, в рассказах проявляла глубокое и живое знание
местной истории и культуры, чем окончательно растрогала меня. В каждой
деревне, куда мы заезжали, был замок, у каждого замка - своя легенда. Моя
спутница поведала мне историю Пряхи из Жюмийяка и историю Дамы из Монталя,
рассказала о замке Бирона и о замке Отфор. Мы совершили литературное
паломничество по следам Монтеня, Брантомаи Фенелона; потом съездили в
Монтиньяк, где некогда жили Жубери Эжен Ле Руа. О них и об их творчестве
Симона знала решительно все. Я был поражен основательностью ее ума.
Мы спускались в ущелье Падирак, карабкались по крутым тропинкам к
крепости Домм, откуда открывался дивный вид на долину Дордони, извивающейся
меж величественно-прекрасных замков и растрепанных тополей. Наблюдая за моей
новой подругой, я обнаружил, что она замкнута, скрытна, почти сурова.
Несмотря на несколько лет замужества, она сохранила в своем характере много
девического. Симона была воспитана в религиозном духе, в отвращении к греху
и страхе перед низменной любовью. "Умеющая страдать и боящаяся радости
больше, чем боли", писал о ней Анатоль Франс.
Позже она призналась мне, что, зачарованная романом своей бабушки и
Анатоля Франса, с ранних лет мечтала посвятить себя целиком творчеству
какого-нибудь писателя. Она собиралась "уйти в литературу, как уходят в
религию".
Однажды вечером у нас сломалась машина, и шофер вынужден был отлучиться
на целый час, чтобы починить ее. Мы остались в лесу одни. Ночь стояла
ласковая и теплая. Лунный свет, пробиваясь сквозь листву, освещал аллею, по