"Анатолий Мошковский. Синева до самого солнца, или повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана" - читать интересную книгу автораобнял и сильно прижал к себе одной рукой маму, другой - Васю. Васю он не
только прижал, но и приподнял и несколько шагов пронес по перрону, приговаривая: "Ну и вытянулся, ну и тяжеленный стал... Рука сейчас отвалится!" Вася болтал ногами, со смехом вырывался, и ему было очень хорошо. Папа шел, то и дело поглядывая на него: на маму взгляд, на Васю - два. - Долго ты странствовал на этот раз! - сказала мама в вагоне метро, не спуская с папы своих серых, широко распахнутых и счастливых, с чуть подведенными ресницами глаз.- Похудел, загорел. Трудная была командировка? - Не из легких. Что-то давно мне не попадаются легкие. Решаю неразрешимые проблемы. Вася улыбнулся. Все-таки очень не хватало ему эти недели папы! - Никто тебя, Саша, не просил решать эти проблемы - сам взялся и не жалуйся,- сказала мама. - Верно, Валя, сам...-ответил папа.- А что мне оставалось делать? Не мог я не ввязаться в драку. На карту поставлена честь и судьба человека... И не плохого, а можно сказать, замечательного! "Что за драка? Что случилось с этим человеком?"- мельком подумал Вася. А папа, не замечая шума и толкотни в вагоне, защищал маму плечами от пассажиров, с жаром продолжал рассказ. Папа всегда такой, когда возвращается из командировки,- взбудоражен и несколько дней рассказывает маме о ней, и пока не "отпишется", ничто другое не волнует его... Когда они вышли из метро и подходили к своему дому, папа озабоченно сказал: - Я уже и билеты на поезд купила,- напомнила мама,- и резиновую шапочку для тебя, а для Васи новые плавки. Папа съездил в редакцию, вернулся и ушел в свою комнату, сплошь заставленную полками с книгами, журналами, справочниками, заваленную пожелтевшими, обтрепанными подшивками газет. Мама не раз порывалась навести там порядок, но папа не разрешал и сердился: там был его, а не мамин порядок. В этой комнате на письменном столе находилось главное "орудие труда" папы - пишущая машинка "Эрика". Без ее металлического стука, то ритмично-спокойного, то прерывисто-лихорадочного, неровного, нельзя было представить папину жизнь. Итак, папа ушел в свою комнату, и тотчас в ней воинственно застучала машинка, и стучала до вечера, до прихода мамы. Вася послонялся по двору в поисках приятелей - никого не было, все разъехались,- вернулся, а папа все стучал и стучал. Вася никогда не читал его очерков и репортажей - они печатались в журналах непривычно мелким шрифтом и предназначались не для детей. Да и, признаться, некогда в было читать. За ужином папа был молчалив, ничего не спрашивал - все, видно, думал о своем. Когда Вася проснулся, за окнами пылало огромное солнце, раздавался радостный птичий щебет, а стук за стеной все еще был слышен, правда, не такой частый и воинственный, как вчера, а редкий, сомневающийся, спотыкающийся. Усталый. - Нельзя так, Саша,- сказала мама за чаем.- На усталую голову ничего путного не напишешь. Отдохни. - На юге отосплюсь... Ох, как я там отосплюсь за весь год! - Папа вдруг |
|
|