"Фарли Моуэт. He кричи, волки!" - читать интересную книгу автора

что они уже окончательно мертвы, как вдруг широкие, безобразные рты
открывались еще для одного вздоха. Столь упорное нежелание подчиниться
судьбе так потрясло меня, что я нашел консервную банку, положил туда
вьюнов, прикрыл илом и понес домой.
Рыбки начинали мне нравиться, и я страшно захотел узнать их поближе.
Только вот вопрос - где их держать? Стиральных корыт в "Живой изгороди"
нет; есть, правда, ванна, но пробка плохо подходит и не держит воду.
Настало время ложиться спать, а я все еще не решил проблему, хотя и
понимал, что даже такие стойкие рабы вряд ли выдержат целую ночь в
консервной банке. Не найдя приемлемого выхода, подгоняемый отчаянием, я
пошел на все и решил пустить рыбок в унитаз бабушкиного старомодного
туалета.
Я был тогда слишком мал и не мог понимать всех специфических
особенностей, которые присущи старости. Одна из них и послужила
непосредственной причиной неожиданного и весьма драматического
столкновения между бабушкой и рыбами, происшедшего глубокой ночью.
Переживание оказалось слишком сильным и для бабушки, и для меня, и,
вероятно, для вьнов тоже. До конца своей жизни бабушка в рот не брала рыбы
и, отправляясь в ночные странствия, неизменно вооружалась электрическим
фонариком. Признаться, я так и не знаю, какой эффект это событие произвело
на вьюнов, так как мой жестокий кузен безжалостно спустил воду, едва
тревога улеглась. Что касается меня самого, то это происшествие послужило
первым толчком к моему увлечению малыми тварями, которое сохранилось и
поныне. Одним словом, приключение с вьюнами положило начало моей карьере
натуралиста и биолога.
Так начался путь, который привел меня в волчье логово.
Мое увлечение животным миром вскоре перешло в настоящую страсть. Мне
казалось, что и люди, разделяющие мою любовь к природе, тоже совершенно
исключительные личности. Моим первым наставником был шотландец средних
лет, который развозил лед и тем самым зарабатывал на жизнь, но страстно
увлекался изучением млекопитающих. В раннем детстве бедняга перенес
чесотку или еще какую-то другую болезнь; в результате у него вылезли все
волосы. Возможно, именно из-за этой трагедии он ко времени нашей встречи
целых пятнадцать лет своей жизни посвятил изучению влияния летней линьки
на гоферов. Этот человек сумел настолько приручить пугливых зверьков, что
свистом вызывал их из норок и не торопясь осматривал шерсть на спинках.
Не меньший интерес представляли ученые-биологи, с которыми мне
довелось встретиться позже. Когда мне исполнилось восемнадцать, я целое
лето вел полевые наблюдения под руководством весьма почтенного специалиста
по млекопитающим. Семидесятилетний ученый оказался до отказа набитым
всякими учеными степенями, причем своим высоким положением в мире науки
был обязан главным образом неустанным исследованиям маточных рубцов у
землероек. Да, этот уважаемый профессор крупного американского
университета знал о матке насекомоядных больше кого бы то ни было другого.
К тому же он мог бесконечно говорить на излюбленную тему. Мне никогда не
забыть одного из вечеров, когда маститый ученый перед лицом весьма
разнородной аудитории (состоявший из торговца пушниной, почтенной
индейской матроны из племени кри и англиканского миссионера) разразился
вдохновенным часовым диалогом о половых отклонениях у самок карликового
крота. (Торговец в первый момент неправильно понял смысл лекции, но